Максим Павлович
устроил нас в лесничестве, потому что в гостинице все места оказались заняты. Мы с научным работником разделили диван пополам - ему сиденье, а мне мягкая спинка. На этой спинке я и спал, как на лучшей кровати. Однажды, когда мы беседовали перед сном, сосед мой и говорит:
- А видели вы тис?
- Нет, - говорю, - в природе я тиса не видел. И вообще я думал, что он у нас только на Кавказе растет.
- Что вы! - говорит сосед. - Тут тисы почище кавказских. Вы попросите Петра Григорьевича, лесника, он все тропы тут знает. Самый старый тис покажет.
Вот удача! На Кавказе мне как-то недосуг было тисы смотреть, а тут, оказывается, растут, да еще возрастом старше. Нельзя не посмотреть. Это ценнейшее дерево славилось с давнишних времен - саркофаги египетских фараонов делали из древесины тиса. Зато и осталось деревьев тиса на Земле очень немного.
Тропами, известными ему одному, ведет нас Петр Григорьевич к желанному тису. Это самый старый тис на Кунашире. Мечется тропа то туда, то сюда, обходя места, где скопился ядовитый сумах. Петр Григорьевич оглядывается, поджидая нас, тихоходов.
- Может быть, пойдем через гречиховый лес прямиком? А то обходить далеко.
- Через гречиховый? Не ослышались ли мы? Обязательно пойдем, если есть такой лес.
Сворачиваем вправо, ныряем куда-то вниз, в гущу зелени, словно спускаемся через заросли водорослей на дно морское. Небо исчезает, и над нами вырастает крыша из гречиховых листьев. Стволики гречихи толстые, как у молодых осинок, стоят густо, без топора и не пройти. Петр Григорьевич вынимает охотничий нож и с размаху рубит гречиху. Сочные стволики с крупными листьями шумно падают на землю или повисают на соседних растениях.
Эта особая гречиха. Называют ее сахалинской. Как и некоторые другие травы на Кунашире, гречиха достигает трехметровой высоты и до сих пор заставляет удивляться даже видавших виды ботаников. А лесники стараются использовать могучую траву-дерево в своих интересах. Выращивают ее в качестве противопожарной полосы в лесу. Листья гречихи сочные, стволики и того сочнее. Никакой пожар гречиху не берет. Пробовали лесники обливать гречиху керосином. Подожгут - керосин сгорит, а гречиха только обуглится сверху.
Долго тянулся гречиховый лес. Временами он перемежался с зарослями еще более могучей травы - белокопытника. Белокопытник - родич нашему лопуху. И у него тоже очень крупные листья. Каждый лист имеет размеры обычного зонта и стоит на длинном черешке, как торшер. Только черешок высотой метра в два с половиной или три. А толщиною черешок почти с оглоблю. Идешь под лесом из таких торшеров, и никакой дождь тебе не страшен. Я когда познакомился с белокопытником, то пожалел, что взял с собою плащ на Кунашир. Когда начинался дождь, я сразу же срубал один из торшеров-белокопытников и под его надежным укрытием всегда был сухим.
Однако я немного отвлекся. Итак, мы идем по лесу из гречихи и белокопытника. Идем и кричим: «Эй, Петр Григорьевич, подожди, а то заблудимся!» Но заблудиться мы не могли. За лесником тянулась длинная узкая просека. Наконец впереди посветлело, и мы вышли на берег ручья. Перед нами в полумраке вырисовывались очертания громадного дерева. Это и был тот тис, ради которого мы шли через гречиховый лес. Как глубокий старец, задумавшийся о прошлом, стоял старый тис. Ствол его потрескался, внутри зияло дупло, в котором росла молодая смена - елочка и рябина. Но старый тис еще держался крепко. С его мощных ветвей свисали космы лишайников, а темная глянцевитая хвоя блестела так же молодо, как и у юной елочки.
- Больше тысячи лет! - сказал лесничий Максим Павлович. - Древнейшее дерево. А заметьте, рядом совсем нет молодых тисов.
Я оглянулся вокруг.
Действительно, за тысячу лет жизни тис не подготовил себе смены. Только два или три деревца молодых тисов я увидел в стороне. А ведь на дереве было полным-полно сочных и сладких нежно-розовых ягод. Птицы клевали их и разносили по окрестным горам. Но тисы из этих семян почти не вырастали. Почему? Эта загадка тиса до сих пор не решена.
Плохо размножается семенами тис и на Кавказе. Лесоводы Кавказского заповедника решили попытаться разводить его вегетативным способом - черенками. Хотя хвойные деревья в наших лесах вегетативно почти не размножаются, все же одному ученому -удалось это сделать. И теперь тисы у него растут из черенков.
Около часу просидели мы под древним тисом, рассуждая о загадках этого необычного дерева. Максим Павлович, который приехал сюда с Кавказа, рассказывал очень интересно. Но вдруг я почувствовал странное недомогание. Навалилась усталость, захотелось спать. Прилечь бы.
- Нет, нет, - сказал Петр Григорьевич, - прилечь нельзя. Тис ведь ядовитое дерево. Особенно хвоя. Лошадь пожует хвою и замертво падает. Долго под тисом сидеть нельзя. Тут, видите, затишек у дерева, ветер не продувает, вот ядовитый пар и скапливается. Идемте отсюда. Нам ведь еще нужно почтовое дерево посмотреть.
Мы двинулись прочь от опасного места. Я в последний раз оглянулся из туннеля в гречиховом лесу. Сгорбленный старик тис еще был виден - странное дерево со сладкими, вкусными, розовыми плодами и ядовитой хвоей, от которой дохнут лошади, которое неизвестно почему плохо восстанавливается семенами.
Но даже тис, пожалуй, не так редок в здешних лесах, как почтовое дерево. Его нам и предстояло посмотреть.