- Вставайте! Репетек! 

 Репетек?! Это слово обожгло меня, словно кипящий чайник. Я мгновенно вскочил и бросился к выходу из вагона. Рассвет только что начинался. Наконец-то я в центре Каракумов, куда давно мечтал попасть. Наконец-то я увижу знаменитую пустыню не на конфетных бумажках, а на самом деле. Вот и верблюды. А там дальше - барханы. Скорей в пустыню! 

 Оставив вещи на попечение добрейшего начальника станции, я поспешил к барханам. На пути моем стоял железнодорожный состав. Платформы его набиты саксауловыми дровами, которые только что привезли. Кривые, изогнутые стволы саксаула сложены на платформах, как хворост. 

 Летом в Каракумах жарко, но зимой без дров не обойдешься. Вот и запасают каракумцы себе саксауловые дровишки - они горят жарче каменного угля. 

 Перелез я через вагоны, дошагал до ближайшего бархана, взобрался на него и замер в изумлении. Где же пустыня? Где беспредельная песчаная равнина, которую я должен увидеть? Ничего этого нет. Впереди лежат барханы с одинокими деревцами саксаула, а дальше, в километре или двух, начинается лес, густой и темный, как наша тайга. «Наверное, вблизи вырубили саксаул на дрова, - подумал я, вспомнив о вагонах с саксаулом, - а дальше он сохранился». 

 Я читал, что на станции Репетек растет саксаул и что здесь специальный саксауловый заповедник, но что лес из саксаула такой густой, я не предполагал. И, конечно, я сразу же сбежал с бархана и направился к лесу. 

 Но сколько я ни шел, лес не приближался. Он так же темнел вдалеке, а вблизи по-прежнему маячили одинокие, с печально поникшими ветвями деревца саксаула. Я прошел еще около часа. И, точно испытывая мое терпение, лес снова отодвинулся. Расстояние между нами не уменьшалось. 

 С такими шутками природы я имел дело впервые. Нет, я должен во что бы то ни стало достичь неуловимого леса! Яростно рванулся я вперед, прыжками сбегая с бархана. Но тут я вспомнил, что в пустынях бывает мираж, и подумал: а может быть, мне только кажется, что впереди лес? Может быть, лес - мираж? 

 «Спокойно! - сказал я себе. - Не горячись. Сядь на бархан и рассуди не спеша». 

 Я сел на бархан и стал думать: если впереди меня не лес, а мираж, то мираж будет и сзади меня. Когда я оглянусь, то вместо станции Репетек увижу темный лес. 

 Обернулся, и... холодок пробежал по спине. Не было уютной станции. Репетек исчез. Вдали темнел такой же лес, как и сзади, густой и однообразный.

Мираж! Вот не хватало1 Как же я выберусь теперь из каракумской 
ловушки, куда меня заманил заколдованный лес? И куда идти? 

 Ну, а если это все-таки не мираж? Но тогда совсем непонятно, как лес очутился там, откуда я пришел. Ведь я же не проходил сквозь него. Может быть, я отклонился от заданного направления? Я взглянул направо и налево. Нет, всюду толпились сомкнутые ряды деревьев саксаулового леса, до которого я никак не мог добраться. 

 В отчаянии я повернул обратно, но сколько ни шел - все лес впереди. Развернулся кругом и пошел я снова туда, куда шел раньше. Так я и ходил до полудня, выбился из сил, потому что ходить по песку все равно что по грязи. А если не знаешь, куда тебе идти, и того хуже. Я лег на бархан и закрыл глаза. 

 Видимо, самые лучшие мысли приходят к человеку, когда его ничто не отвлекает: ночью, когда все спят, или днем, если закрыть глаза. Как только я закрыл глаза, я сразу сообразил, что мне надо делать. Надо выбрать на краю леса хороший ориентир и добраться до него. Тогда все разъяснится само собой. Так я и сделал. Выбрал одно крупное дерево саксаула, которое своей формой отличалось от остальных, и двинулся прямо на него, не спуская глаз. Взбираясь на очередной бархан я видел, что оно приближается. Вот осталось полкилометра, вот метров сто. Наконец стою рядом с саксаулом-ориентиром, а лес по-прежнему далеко, так же недосягаем. 

 Теперь все стало ясно: лес вдали - не мираж. Просто его нет. Но есть редкие, разбросанные по барханам деревья, которые издали кажутся лесом. Когда смотришь издали, кроны деревьев накладываются друг на друга. Вблизи же это не лес, а парк, редкий парк. Густой лес в Каракумах и не может вырасти - слишком мало влаги и корни в поисках ее тянутся, как телефонные провода, на десятки метров. 

 Поэтому и листьев на саксауле тоже не бывает. Вместо них - зеленые веточки. Нет листьев и у громадного по масштабам пустыни кустарника эфедры. Поэтому-то я и удивился, когда встретил в одном из оврагов рощицу деревьев с листьями, похожими на тополя.