Предпоследний раз я перешагнул порог его дома в 1980 году. Был уверен, что на этот раз непременно застану хозяина. В Академгородке готовились к очень важной конференции. Не может же в такое время куда-либо уехать директор института!
Оказалось, может. Но где он сейчас?
Вера Дмитриевна развела руками:
- Вы же его знаете...
Алексей Павлович Окладников странствовал всю жизнь, причем в темпе нашего века: скорее, скорее, время так дорого! Это не мешало ему ломать свой жесткий график и усидчиво работать от зари до зари на раскопках какой-нибудь стоянки наших пращуров.
Но что я говорю: «какой-нибудь»! Нет, у него было удивительное чутье археолога, везение на открытия. А за везением - опыт десятилетий, смелая мысль, умение безошибочно выбрать, где искать.
В нем как бы уживались два человека: наш современник и другой, видящий мир глазами одетого в звериные шкуры охотника с каменным топором. И тот выбирал место для стоянки вовсе не там, где расположился бы, скажем, геолог, у которого и палатка, и радио, и химия против комаров. Надо было угадывать выбор пращура. Алексей Павлович угадывал.
Однажды, перед выездом в Сибирь, я договорился с ним о встрече в Новосибирске. Что-то задержало меня на два дня. Прилетаю. Говорят, он сегодня вылетел в Хакасию, там интересная находка. Сколько пробудет? Видимо, неделю. Спешу уладить дела в Новосибирске - и в Хакасию, к месту раскопок. «Вчера улетел», говорят мне. Куда? «В Монголию». И я остался на раскопках, разве за Окладниковым угонишься...
Мы с Верой Дмитриевной ходим по дому, она рассказывает о последних археологических открытиях. Вера Дмитриевна Запорожская - жена и помощница Алексея Павловича. Они вместе работают. Нынче ей нездоровится да и надо приводить в порядок материалы экспедиции в Монголию.
Выходим во двор. Там в тени кедров - каменные изваяния, свезенные из сибирских степей. Они тщательно отобраны, по ним можно прочесть историю древней Сибири.
Выходит, академик свез бесценную коллекцию во двор своего дома? Да, свез, другого места„для создания задуманного большого музея под открытым небом пока не нашлось. Но вместо забора - легкий штакетник, все видно, и калитка открыта. Приходите, кому интересно. Вам все покажут и расскажут. Я подумал о высоких, плотных, без щелочки, заборах, окружающих иные дачи. А тут академик со всемирной известностью, автор сотен печатных трудов - и ничего, работает, люди, разговаривающие под окнами, ему не мешают.
Он, правда, придумал звуковую завесу. У него великолепная стереофоническая аппаратура и уйма пластинок. Лучше всего ему работается под музыку Моцарта, Баха, Генделя, Гайдна.
Я бы не назвал кабинетом комнату, где академик проводит долгие зимние вечера,- летом-то он у бивачного костра, в палатке, в дороге. Письменный стол? В большой комнате четыре стола, и все рабочие, заваленные папками, книгами, экспедиционными дневниками, таблицами, фотоснимками. На одном - пишущая машинка, не новая, привычная.
Картины? Есть одна, изображает красноармейца, нарисовал художник Павлик Васильевский, ему шесть лет...
Всюду занятные вещички, привезенные из путешествий. Над дверью - изображение рыб, талисман, подаренный старой японкой. Фонарики из Индии. Сувениры, которые дарят гостям в Египте. Монгольские безделушки. Академик объехал немало стран, о каждой память.
Вера Дмитриевна передвигает книги на столе, выравнивая их стопки.
- Тряпок не привозит, привозит впечатления. Говорит: «Мы не бедны, срамить свою страну не хочу». Но в одном себе отказать не может: пластинки. А знаете, что у нас не меняется? Печеная картошка по пятницам. Обожает. Вечером в пятницу отключается от всех и вся. Слушаем музыку.
Мы встречались с Алексеем Павловичем в старой московской гостинице, неудобной, тесной, где он останавливался каждый свой приезд. Почему не в специальной, построенной для ученых?
- Во-первых, привычка. Во-вторых, там непременно встретишь коллег: «Что у вас, как дела?» А у меня время - по минутам.
Впервые я услышал профессора Окладникова в 1948 году на лекции в Московском политехническом музее. К кафедре быстро прошел высокий моложавый человек с непокорными русыми волосами. Он рассказал о единственной в стране находке костей неандертальца, вызвавшей сенсацию в ученом мире. Останки мальчика Окладников обнаружил в горах Средней Азии, в пещере Тешик-Таш.
После лекции познакомились. Выяснилось, мы с профессором - земляки. Пошли к нему, он остановился тогда у старого друга. Вера Дмитриевна - она, кстати, тоже участвовала в знаменитой среднеазиатской экспедиции - заварила крепкий чай. Конечно же, говорили о Сибири. Я спросил, как он стал археологом.
- Видите ли, когда слышишь, что кому-то посчастливилось найти себя чуть не в начальной школе, это вызывает недоверие и насмешливую улыбку. Но так все же бывает. Во втором классе попалась мне детская книжка о египетских пирамидах. До сих пор рисунки помню: шествие фараона, жрецы, храм среди пальм. Представляете, какое впечатление все это могло произвести на мальчишку, ничего, кроме тайги, не видевшего?
Алексей Павлович родился в самой настоящей глухомани, в деревне Константиновщине, откуда до ближайшей железной дороги надо было тащиться на лошадях. Его отца расстреляли колчаковские каратели. Мать крестьянствовала. Семилетки в деревне не было, он уехал учиться в соседнюю Ангу, неподалеку от верховьев Лены. Может, интерес к древностям, пробужденный книжкой о пирамидах, и угас бы, но как-то в школу приехал гость из Иркутска, лектор краеведческого музея. У него был «волшебный фонарь» с диапозитивами. На побеленной известкой стене появились изображения пещерных людей. Потом приезжий вытащил из кармана несколько каменных осколков и сказал, что это наконечники стрел, которые он нашел возле кладбища соседней деревушки Бирюльки.
Значит, пещерные люди жили и здесь, возле истоков Лены?! Однажды долговязый подросток Алеша Окладников пришел с мешком к иркутскому профессору Петри и высыпал перед ним груду осколков неведомых сосудов, отщепов от камня, наконечников стрел. Было лето 1925 года. Годом позже в Иркутске опубликовали научную статью о раскопках десяти стоянок времен неолита. Статья была подписана: А. Окладников. Автору исполнилось восемнадцать лет.
- Вот так и началось,- завершил Алексей Павлович рассказ о своей юности.
После той встречи мы виделись от случая к случаю, но я все чаще встречал упоминание его имени, особенно после того, как Окладников в числе первых ученых перебрался в городок науки под Новосибирском. Думаю, там началась пора его расцвета. Открытия следовали одно за другим. Он был душой издания пяти томов «Истории Сибири», он... Но лучше я приведу самую краткую справку из солидного издания. Там сказано, что академиком А. П. Окладниковым открыты и изучены, помимо стоянки неандертальского человека, палеолит в Монгольской Народной Республике, первобытные наскальные изображения по берегам сибирских рек, выявлены многочисленные культуры палеолита, неолита, бронзового и железного веков Сибири и Дальнего Востока, а также обследованы у берегов Таймыра остатки экспедиции русских полярных мореходов 17 века.
Окладников, говорится дальше, автор обобщающих исследований по истории Сибири с древнейших времен до нашего времени. За свои заслуги удостоен звания Героя Социалистического Труда и Государственной премии, награжден многими орденами, избран почетным членом ряда зарубежных академий.
Академик Окладников сделал для Сибири много, очень много. Конечно, не один. Он и главным себя не считал в этой неподъемной работе. Всегда охотно помогал своим ученикам и коллегам.
А еще оставался до последнего вздоха верным себе, своим привычкам, своей страсти непоседы-искателя. Говорил:
- У меня с детства темперамент бродяги. Менять привычки на склоне лет - значит, идти навстречу старости.
Алексей Павлович Окладников скончался в конце 1981 года.
Я слышал от нескольких человек о его закатных днях. Он знал, что неизлечимо болен, и торопился завершить хотя бы самые неотложные дела. Брался за одно, другое, подтягивал, кое-что перепоручал другим, советуя, как завершить неоконченное.
Один молодой ученый был на его последних раскопках. Копали палеолитическую стоянку Карабом, целую мастерскую, где около 40 тысяч лет назад изготовляли каменные орудия. На несколько дней Алексей Павлович выезжал и в свою любимую Улалинку, показывал ее приезжим археологам. Позднее хотел поехать еще раз, врачи не пустили. Говорил с тоской:
- Мне бы вырваться на Алтай...
День ото дня ему становилось хуже.
В осеннюю снежно-дождевую непогодь распорядился перевозить из ограды своего дома коллекцию каменных изваяний туда, где создавался музей под открытым небом. Его уговаривали отложить это очень нелегкое дело. Был тверд, непреклонен:
- Нет. Я сам должен все сделать. Сам.
Показывал, куда какое изваяние поставить. Когда работу закончили, медленно обошел строй своих любимых камней. Потом сказал неожиданно:
