Нет, не здесь кончается Сибирь. Как ни дели ее - по-старому до Тихого океана, по-новому до стыка с Дальним Востоком,- все равно,не здесь.
Но именно скромному этому городку судьба определила особое место в сибирской жизни. Сюда стягивались дальние государственные дороги России - дипломатические, торговые, страноведческие, здесь были ворота из Сибири в Центральную Азию. Загадочный мир простирался за ними, и его познание вплело в историю городок со странным названием: Кяхта.
Жаркий день. Синее небо - здесь оно уже общее: не только сибирское, но и монгольское. Больше в нем, пожалуй, от густой синевы неба пустынь, запечатленной в дневниках путешественников по Монголии.
Белая Воскресенская церковь, памятник архитектуры. До вспаханной и разровненной пограничной полосы, через которую никто не перебежит, не переползет без следа, от нее пять минут неторопливого хода. Полоса теряется за фасадами домов, уходит за лесок, чтобы тянуться дальше и дальше по степям, по сопкам. Тут же и старая таможня со шпилем. И уж совсем на границе, у самого контрольно-пропускного пункта, давний провиантский склад.
Я стараюсь впитать в себя, унести в памяти этот уголок сибирской земли. Сколько читал о нем, как давно сюда собирался!
Отсюда, мимо вот этой таможни, уходил навстречу неведомому Николай Михайлович Пржевальский. Однажды в его экспедиции появился молодой офицер Козлов, которого Пржевальский отечески называл «Кизо». Когда у берегов озера Иссык-Куль изваянный горный орел простер крылья над могилой великого путешественника, Петр Кузьмич Козлов сам повел экспедиции по караванным путям Центральной Азии.
Через пограничный городок пролегло немало маршрутов, оставивших след в истории отечественной науки. Первую книгу об исследователях Центральной Азии я написал в конце сороковых годов, потом снова и снова возвращался к вечной теме о странствиях и открытиях. И как часто в дневниках путешественников встречалось упоминание о Кяхте!
Что же у меня получается? «Вошел» в Сибирь через Тобольск, теперь оказался у ее далекой восточной окраины, у других ее ворот. И местное книгохранилище неожиданно снова всколыхнуло память о Тобольске: здесь среди редчайших изданий хранится ремезовская «Чертежная книга Сибири»!
С Кяхтой меня знакомит местный краевед Александр Леонидович. Увидим облупившийся фасад, ворота, где остались одни петли,- он конфузится, извиняется: не доходят, мол, у городских властей до всего руки, вы посмотрите-ка лучше новые кяхтинские кварталы! Но с какой затаенной гордостью он говорит:
- Вот это и есть дом купца Лушникова. Ну, что о нем? Здесь устраивались литературные вечера. Николай Бестужев прочел тут однажды в лицах всего «Ревизора». В доме останавливались Пржевальский, Козлов ну и другие путешественники. Возле дома прежде был небольшой лесок, что-то вроде парка, так что было где расположиться, проверить снаряжение. Что еще? В этом же здании родился знаменитый ученый, основоположник агрохимии, Дмитрий Николаевич Прянишников.
Читаю надпись на мемориальной доске: «Памятник истории, бывший дом купца-мецената А. М. Лушникова, издателя газет «Кяхтинский листок» и «Байкал», 1862 - 1900 гг. С 1855 года сюда стали поступать заграничные издания Герцена «Полярная звезда» и «Колокол». Охраняется государством».
И все. А что же декабристы, а Пржевальский, Прянишников?
- У нас на мемориальных досках текст маленько укорачивают. Была еще другая, самодельная, на листе железа, там все перечислялось. Да ту, должно быть, ветер сорвал.
Богат же город историческими событиями, ежели можно так сокращать мемориальные надписи!
И верно, богат.
Еще не кончилось время землепроходцев, как тронулись на восток торговые люди, а вместе с ними и дипломаты. Кяхте повезло: ее делами занялся Савва Рагузинский, серб на русской службе с внешностью гасконца. Его ценил Петр Первый, поручавший Рагузинскому сложные дела. Екатерина Первая направила дипломата на восточные границы империи.
Рагузинский побывал в Тобольске, добрался оттуда до Иркутска, вышел по Ангаре к Байкалу, затем оказался на Селенге. Он оценил бурят, преданностью в охране границ не уступающих «природным россиянам», и включил их в гарнизон Селенгинска. Рагузинский положил начало Троицкой крепости, которая вскоре стала именоваться Троицкосавской: не было забыто имя основателя.
Возле нее возвели торговую слободу Кяхту. Похоже, что это искаженное слово «хяагта», что значит «пырейное место». Побывав здесь, веришь такому толкованию: пырей на кяхтинских песках растет вольно.
От десятилетия к десятилетию городок Троицкосавск, а точнее, его слобода Кяхта, набирал силу. Здесь встречались русские и китайские купцы. Были в Сибири города, возвышением обязанные пушнине, и прежде всего соболю.
Кяхта «поднялась на чае». Напиток этот завоевывал Россию, его пили во дворцах, в помещичьих усадьбах. Самовар вытеснял жбан с квасом. А главный чайный путь лежал через Кяхту. Купцы богатели, торговые обороты городка достигли астрономической для середины прошлого века цифры: 30 миллионов рублей в год.
Кяхтинские купцы, задумав возвести собор, просили архитектора один купол построить наподобие земного шара. А что? Кяхта вела дела более чем с полусотней крупных зарубежных фирм. Лондон, Париж, Стокгольм... Даже в Америке знали Кяхту!
Чай сюда везли из южных провинций Китая. Здесь его сортировали, затем занимались «шировкой» - зашивали драгоценный товар в прочные кожаные мешки. Отсюда начинался путь через Сибирь.
Многотомная «Живописная Россия», издававшаяся на рубеже прошлого и нынешнего веков, сообщала: «Давным-давно уже Кяхта пользуется обширной известностью в России. Кто не слышал о Кяхте!» Дальше описывались новые постройки, пятиглавый собор, удивлявший приезжих искусством и богатством. «Были в Кяхте свои музыканты, певчие, клуб, сады. Торжественные обеды, вечера, балы, загородные прогулки - все это было делом самым обыкновенным».
Удар этой самодовольной Кяхте нанес... Фердинанд Лессепс. Пока в Каире публика ожидала премьеру специально написанной великим Верди в честь открытия Суэцкого канала оперы «Аида», а Лессепса, строителя кратчайшего водного пути в Европу, чествовали чуть не наравне с коронованными особами, наиболее проницательные кяхтинские купцы прикидывали возможные убытки.
И действительно, значительная часть чая пошла в корабельные трюмы. Торговые обороты Кяхты упали, оставался расчет на местных потребителей, но много ли дорогого напитка могла купить Сибирь? И все упорнее говорили о том, что скоро начнется строительство железной дороги от Урала к Тихому океану, и Кяхта останется далеко в стороне от нее.
Опустели гостиные дворы и склады. Как некогда из Тобольска, ушло из Кяхты недолгое время процветания и мировой известности.
Но если пески стали заносить торговые пути, то тем заметнее становилась Кяхта, как перекресток маршрутов знаменитых путешественников.
