Ермак вошел в Кашлык. Всюду следы поспешного бегства. Богатая добыча: груды мехов, в том числе собольи шкурки, которые были тогда чем-то вроде сибирской монеты.
Кашлык занят, а что дальше? Надвигалась зима, струги бесполезны, пути отхода отрезаны. Вокруг враждебная страна, и по ней рыскают гонцы Кучума, собирая воинство. Наверное, Алей со своим отрядом тоже спешит к отцу на выручку.
Мы едва ли узнаем подробности первой зимы да и вообще тех лет, которые Ермак провел в Сибири. Как же он мог продержаться столь долго?
Ермак избегал ненужной жестокости. Некоторые татары вернулись в окрестные улусы и убедились: пришельцы мирным жителям не чинят зла. Так было и дальше. Ермак приказал не обижать разбитых им воинов, которых настиг во время одного из походов. Нередко хантские и мансийские князьки помогали Ермаку. Перешла на его сторону даже часть татарских мурз.
Но казаки жили в вечной тревоге. Сильное войско во главе с Маметкулом осадило пришельцев в первую же зиму. Ермак не стал отсиживаться в слабых укреплениях, а вышел навстречу. Теперь противники лучше знали друг друга, и немало воинов пало с обеих сторон, прежде чем татары все же отступили.
Эта победа Ермака была важнее первой. Там - внезапность, неведомое части племен оружие, маневренные струги. В зимней битве, казалось, преимущества были у татар. Их конница действовала на привычной снежной равнине. А победил Ермак!
Можно думать, что суеверные кочевники признали, будто пришелец наделен какой-то сверхъестественной силой. И не стало ли им казаться, что Кучум чем-то прогневил небо? Это, конечно, только предположения. Но ведь иные жители сибирской тайги, принося дары идолам перед выходом на промысел, затем лупили их палками, если охота бывала неудачной. Рассказы об этом я слышал от очевидцев'в тридцатых годах на Нижней Тунгуске.
Летописи, повествующие о делах и днях Ермака в Сибири, кратки, не всегда достоверны, а часто противоречивы.
Известно, что он посылал отряд, чтобы разведать Обь, откуда путь на Русь был давно знаком. Разведчики достигли цели, и после их возвращения удалый Иван Александров, по прозвищу Черкас, летом 1583 года отправился в Москву с донесением о «взятии Сибири».
Был также поход через Пелымское княжество, где, как думал Ермак, лежал короткий путь в русские земли. Но все, в том числе и великий шаман, твердили: зря идете, нет здесь никакой дороги на Русь. Ермак повернул назад к Кашлыку. Его обманули: путь был.
А в Кашлык тем временем прибыло долгожданное подкрепление: триста стрельцов во главе с князем Болховским. Увы, триста голодных, обессилевших людей, растерявших в переходе через Урал суда и грузы. Болховский шел разведанной дорогой, но у него не было воли и целеустремленности Ермака. Одну и ту же дорогу два военачальника прошли по-разному...
Зима была особенно тяжелой. Стрельцы вымерли почти поголовно, не уцелел и князь Болховский. Казаки пытались ловить рыбу в прорубях, но их подстерегали татарские засады.
«Придет беда - отворяй ворота»,- говорит русская пословица. Вместе с сорока отборными казаками погиб Иван Кольцо, заманенный в ловушку татарами, поклявшимися на Коране, священной книге мусульман, что
ни один волос не упадет с казацких голов.
Ермак, этот не знавший страха воин, с поредевшим отрядом отважился штурмовать укрепление, где у его противников оказались даже две пушки.
То была последняя крупная победа Ермака. Вскоре он погиб при ночном нападении татар на казацкий лагерь.
На Русь вместе с атаманом Матвеем Мещеряком вернулось девяносто человек. Остальные сложили головы в Сибири.
Люди Ермака сделали больше, чем казалось возможным. Малыми силами они открыли дорогу в край великого будущего.
Я слышал где-то выражение: у победы всегда много отцов, а поражение оказывается сиротой. Возможно, это перефразированное изречение римского историка Тацита, который говорил, что на войне победный исход приписывает себе каждый из участников, тогда как поражение сваливают на одного.
Победив Кучума, Ермак расшатал и без того непрочное Сибирское ханство, ускорив его окончательный развал. Он оставался душой похода до последнего своего часа.
Но прошли десятилетия после его гибели - и начались вымарывания, дописки, исправления в документах. Одни летописцы прославляли мудрость царя, «приведшего под свою руку» Сибирь. Забылось, что Иван Грозный велел вернуть Ермака. И не жаловал он Ермаку в знак особой милости шубу со своего плеча, как писалось позднее, не назначал его сибирским князем; в Сибири должен был остаться Болховский, Ермаку же предписывалось воротиться в Москву.
А Строгановы? У них были свои летописцы, и получалось, что купцы ну просто облагодетельствовали казаков. Снабдили их в изобилии ружьями, свинцом, порохом, пушками, различными припасами. Дали в подкрепление отряд из трехсот отборных воинов, немцев и литовцев, состоявших у купцов на службе.
В действительности же Максим Строганов потребовал с казаков кабальные расписки за продовольствие, и те, возмутившись, едва не прикончили жадюгу. «Воинских людей» Строгановы с Ермаком также не отправляли. У Ермака было 540 воинов. На Чусовой к нему присоединилось еще полсотни человек, в том числе строгановские проводники, и только.
Когда Иван Грозный узнал от гонца о победах Ермака, он верно оценил их значение. Нельзя отнять у Строгановых их заслуг в освоении далекой окраины. Но ничто не должно заслонить величие подвига Ермака, с полтысячей казаков не менее трех лет выстоявшего против тысяч вражеских воинов.
А что же Кучум?
Он надолго пережил Ермака. Сначала вернулся в Кашлык. Но это был уже не прежний Кучум. Против него ополчились вчерашние союзники. Хана осадили в его собственной столице. Он бежал.
Позже Кучум то просил русского царя оставить его в Сибири «под высокой царской рукой», то искал поддержки против русских у властителя Бухары. Однажды воевода Елецкий настиг отряд Кучума, но тот каким-то образом скрылся. У него была удивительная способность ускользать от опасности.
Шли последние годы ХЧ1 века. Русские построили в Сибири первые городки, а Кучум все еще метался по своему бывшему царству. У Ермака был сильный, опытный противник. Потеряв власть, почти ослепший, Кучум не сдался, не перешел на русскую службу, как ему предлагали. Он даже готовился напасть на город Тару. Воевода Воейков вместе со сподвижниками Ермака, с Черкасом Александровым предупредил нападение, скрытно подойдя к его ставке.
В бою погибли,брат и двое внуков хана, пять его сыновей попали в плен, а Кучум... исчез! След его отыскался в 1601 году: пришло достоверное известие, что с ним расправились его же единоверцы, то ли ногайцы, то ли бухарцы.
Все, что произошло после похода Ермака, до сих пор изумляет историков.
Сначала двинулись на Обь и Иртыш отряды, немногим превышавшие численность ермаковской дружины. К ним примкнули ветераны похода Ермака. Со служивыми людьми шла за Урал вольница, прослышавшая о богатствах сибирской земли.
Еще живы были в народной памяти времена, когда огромные полчища хлынули из азиатских просторов на русские земли. В скрипе колес и ржании коней не было слышно человеческого голоса, а масса воинов колыхалась от осажденных городских стен едва не до горизонта. Ничего похожего Сибирь не узнала. Здесь не появлялись крупные воинские силы русских. По рекам, по горным перевалам двигались небольшие отряды, когда по государеву велению, чаще - на свой страх и риск.
Они строили укрепленные города-остроги. Еще не кончился 16 век, а на сибирской земле появились уже бревенчатые стены Тюмени, Тобольска, Тары, Обдорска, Сургута, Нарыма...
Время было жестокое, и без насилий не обходилось. Но чаще землепроходцам удавалось поладить с местными племенами. Они никогда не могли бы совершить свой подвиг, если бы шли 'через Сибирь с огнем и мечом.
А подвиг был невиданный, неслыханный в истории. Русские вышли к Северному Ледовитому океану у полярных окраин Сибири и менее чем через шесть десятилетий после похода Ермака услышали шум волн Тихого океана.
Александр Радищев писал о Ермаке, что в завоеванном краю он вместе с «единомыслящей дружиной» стремился «утвердить милосердием то, что приобрел жестокостью, и на месте боязни старался водворить повиновение непринужденное», оставляя своим подданным «полную свободу жить по-прежнему, не стесняя их ни в чем». Может, не везде и не всегда было так.
Но уже в начале продвижения землепроходцев, как сообщают летописи, «русские и татары ожились», то есть прижились друг к другу, «пьют и едят из одних сосудов». Вовсе не редкостью стали женитьбы русских на девушках из сибирских племен.
Радищев, назвавший Сибирь мощным краем, богатым природными дарами, верил, что как только она будет заселена, ей предстоит играть большую роль в летописях мира.
Ломоносову принадлежит изречение, которое казалось некоторым его современникам бездоказательным.
В наши дни его вспоминают, удивляясь дальновидности великого ученого. Ломоносов сказал:
«Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном».
Известный полярный путешественник и ученый Фердинанд Врангель особо отмечал, что отважные подвиги землепроходцев «не ознаменовались бесчеловечными поступками, как ненасытная алчность к золоту испанцев в Перу и Мексике».
И все же, мне кажется, никто не сказал о землепроходцах так ярко и просто, как Герцен:
«Горсть казаков и несколько сот бездомных мужиков перешли на свой страх океаны льда и снега и везде, где оседали усталые кучки в мерзлых степях, забытых природой, закипала жизнь, поля покрывались нивами и стадами, и это от Перми до Тихого океана...»
