Сегодняшняя Тюмень, какой ее видишь с железной дороги, уже как бы предупреждает, что здесь начинается трудная земля. Под самым городом заболоченные березняки, где белоствольные живые дуги, потеряв устойчивость, гнутся вершинами к кочкам. Иные надломлены, свалены ветрами.
Тюмень прежде иронически называли «столицей деревень». Деревень вокруг тоже было не густо, сам город по окраинам напоминал сельщину. Кое-что осталось. Трехоконные, вросшие в землю старые домишки, словно чувствуя себя виноватыми, недостойными сегодняшней тюменской известности, прихорошились, ярко, броско окрасили ставни, обновили крышу.
На них свысока смотрят многоэтажки, образующие нынешний силуэт города. Вокзал внешне строговат на взгляд тех, кто привык к построенным в первые послевоенные десятилетия вокзалам-дворцам со всяческими декоративными украшениями, лепкой, роскошными люстрами. Это вокзал делового города: большая гостиница, в залах - полтысячи автоматических камер хранения, много касс. Здесь люди останавливаются ненадолго, их главная дорога - дальше на север. Тюмень лишь ближний тыл главной стройки.
Это чувствуется и по станционным путям. Их десятки, над ними перекинуты мосты. Составы. составы, составы... И чего только тут нет! На платформах трубы невиданного прежде диаметра: пригнувшись, можно ходить, как в тоннеле. Платформы с контейнерами, на которых названия наших городов и заводов, промышленных центров Западной Европы, всемирно известных фирм. Платформы с разборными домиками для поселков в тундре, с бетонными панелями зданий и конструкциями мостов, с автобусами цвета апельсиновой кожуры - хорошо, что выпускают такие солнечные машины, радующие глаз северянина в хмурую непогодь.
Я знаю Тюмень с семидесятых годов, когда нефть уже вошла в город новой деятельной хозяйкой. Перекроила часть кварталов центра, в строительном азарте не пожалев и некоторые старинные дома с резьбой и затейливым навесом над парадным крыльцом, начала торопливо застраивать окраины. Над подъездами зданий, в которых едва успела высохнуть краска, она развесила вывески, где «нефть» и «газ» сочетаются со словами «разведка», «геология», «добыча», «проект», «строительство», «трест», «управление» и даже «главк» - вот к каким столичным высотам поднялась Тюмень.
На тюменских улицах благоухают те же цветы, что и в Москве, сводка погоды не сулит июньских метелей, о вечной мерзлоте большинство тюменцев лишь наслышано. Но присмотритесь: двери подъездов пропускают озабоченных людей в резиновых сапогах, с раздутыми портфелями,- вероятно, только что из аэропорта. А уж если увидишь взмокшего человека в сдвинутой на затылок меховой шапке, можно поручиться: ему из Тюмени возвращаться туда, где у побережья океана еще теснятся ледяные поля и куда уже шагнули буровые вышки.
В Тюмени есть улица Геологоразведчиков и улица Авиации. Из этого города улетали на поиски отряд за отрядом. И многие возвращались ни с чем. Сибирская нефть, поманив, ускользала. Заставив в себя поверить, разочаровывала людей, уставших от бесплодных поисков.
Талантливый, проницательный Иван Михайлович Губкин, геолог, словно наделенный даром видеть и сквозь землю и сквозь грядущие годы, открыл сибирскую нефть теоретически.
В двадцатые годы он выполнял задания Ленина, восстанавливая добычу нефти на Кавказе, разведывая железные руды Курской магнитной аномалии. Позже немало сделал для открытия Второго Баку в Урало-Поволжье. Именно академик Губкин, опираясь и на работы сибирских ученых, еще в начале тридцатых годов утверждал, что перспективы и значение разработки нефти за Уралом огромны.
Нефть искали не только в Западной Сибири. В 1936 году я видел нефтепоисковую экспедицию в низовьях Енисея, упрямо бурившую скважины в вечной мерзлоте. Буровикам казалось, что вот-вот из скважины хлынет нефть, по их словам, были все основания ждать близкого открытия.
Поиски начинали тут и там, земля поглощала сотни миллионов рублей, ничего не давая взамен. Разведки свертывали, говорили о «мертвой нефти», о фантазере Губкине. Нашлись специалисты, доказывавшие, что, конечно, Сибирь - золотое дно, но нельзя же думать, будто на этом дне лежит все что душе угодно. Нефти во всяком случае там нет.
Тут-то как раз нефть и заговорила о себе сначала вполголоса, потом все громче, мощнее.
Когда счастливые разведчики по давнему обычаю мазали черной маслянистой жидкостью лицо, вряд ли в самых дерзких помыслах они могли представить, что гул первых фонтанов пробуждает к новой жизни необозримые пространства и что отголоски этого гула услышит весь мир.
Над топкими болотами возле буровых вышек вились злые комариные тучи. Зимой столбики дыма охотничьих избушек стыли в неподвижном воздухе. Избушки стояли редко: от одной до другой не дойдешь и за полдня. Это было наглядным подтверждением статистики: 0,1 человека на квадратный километр.
Воображение еще не рисовало первооткрывателям ни огни городов, ни проложенные сквозь топи бетонки, ни шум поездов. Города в этих топях?! Для начала хотя бы поселочек с пекарней и банькой...
Пекарня, банька, но дальше-то что? Как подступиться к нефти? Поскольку строить дороги через трясины казалось решительно невозможным, появился проект: установить стальные эстакады с помостом. Другие предлагали соединить каналами бесчисленные реки и озера, чтобы все грузы доставлять по водным путям. А может, вообще затопить местность и вести добычу с воды? Ведь, по подсчетам географов, в Тюменской области четыреста пятьдесят тысяч озер, так что часть пространства вообще едва ли правильно называть сушей.
Повторяли рассказ о канадском бизнесмене, который во время полета над местом разведок час не отрывался от иллюминатора, а потом воскликнул в недоумении:
- Господа, но разве можно здесь что-либо сделать? Как здесь строить?
Бизнесмен не был новичком, впервые увидевшим заболоченную тундру. В Канаде его признавали крупным специалистом освоения арктических территорий.
Эстакады в «стране Тюмении» - так прозвали тюменский нефтеносный север - строить не стали, каналы тоже не рыли. Для начала использовали «пятый океан». Бурильщики скважин спускались на землю, что называется, прямо с неба: их привозили вертолеты. По воздуху доставляли буровые трубы, жилые вагончики - все, что нужно для жизни и работы.
Некоторые зарубежные газеты писали: русские увязнут в тюменских болотах, едва ли им удастся по-настоящему наладить добычу даже к концу века.
До конца века еще полтора десятилетия, а карта еще недавно пустынной «страны Тюмении» покрылась кружками городов, линиями железных и шоссейных дорог, условными обозначениями подземных магистралей, по которым идет драгоценное топливо и сырье. Сибирь обогнала все другие районы страны, где добываются нефть и газ.
Транссибирская магистраль пересекает лишь юг области. Главные нефтяные месторождения и города нефтяников в Среднем Приобье, на территории Ханты-Мансийского автономного округа.
Нижневартовск поднял на пьедестал фигуру рабочего парня с горящим факелом в руке. Парень стоит примерно в том месте, где его прототипы не так давно холостыми выстрелами и горящими головешками распугивали по ночам медведей, подбирающихся к наскоро сложенному из бревен продовольственному складу. Парни в таких же свитерах и ватниках, как тот, что высоко поднял факел, проникли к богатейшему месторождению в районе озера Самотлор, протянули от него нефтепроводы, возвели современный город, где уже свыше двухсот тысяч жителей и своя индустрия, помогающая полнее, лучше использовать нефтегазоносные недра. Те же рабочие руки построили в Нижневартовске железнодорожный вокзал и аэропорт, поставили мачты высоковольтки.
Сургут, в прошлом ничтожный приобский городок, стал обладателем мощнейшей тепловой электростанции и завода, перерабатывающего попутный газ. Построен завод для получения из газоконденсата моторного топлива и смазки, необходимых для работы разных машин.
Всего четверть века прошло с тех пор, как Сибирь услышала гул первых фонтанов нефти и газа. Колесо не могло сразу раскрутиться на полный ход.
Здесь пока - чем дальше, тем сложнее. В двенадцатой пятилетке строительно-монтажные работы по сибирскому нефтегазовому комплексу вырастут более чем в полтора раза. Надо быстрее искать и осваивать новые месторождения, совершенствовать технологию добычи, энергичнее строить жилье, дороги. Помочь сибирякам в общенародном деле решили многие республики и области. Их строительные организации станут возводить на сибирской земле жилые дома, клубы, столовые, прокладывать автомобильные трассы.
Главные месторождения сибирского газа природа спрятала возле Полярного круга, гораздо севернее нефтяных. Там и города газодобытчиков - Надым, Новый Уренгой.
Говорили, что в переводе с одного из языков местных жителей «надым» означает «счастье». Выходит, город счастья. Но жизнь в нем начиналась трудно, и журнал «Смена» напечатал ироническое стихотворение семиклассницы:
«О Надым - город счастья! Не забыть никогда! За жару и ненастье полюбили тебя. За снега и морозы, комарье и мошку и за то, что кастрюльки не найдешь на дому. Ложка есть - нету вилки, вилка есть - нет ножа. О Надым, город счастья, как здесь жизнь хороша».
И дальше в том же духе: «свет на час появился - на неделю погас». В общем, так оно и было. Причем не только в «городе счастья». Ведь для того чтобы свет не гас в том же Надыме, пришлось строить плавучую электростанцию и срочно гнать ее по дальним речным дорогам к причалам быстро растущего городка.-
Среди нефтяных месторождений главенствует Самотлор, среди газовых - Уренгой. Месторождение Медвежье, ради которого построили Надым, казалось рекордным по первоначально разведанным запасам: полтора триллиона кубометров. А разведали Уренгойское - несколько триллионов!
Добыча сибирского газа должна нарастать год от года. Предстоит разведывать и осваивать новые месторождения. Среди них - Ямбургское. Оно на Тазовском полуострове, за Полярным кругом, значительно севернее Уренгоя. Здесь будет начало шести магистральных газопроводов, дополняющих те, по которым газ, добываемый в вечномерзлой тундре, идет в соседние районы Сибири, на Урал, в Поволжье, Центр, Москву...
В Уренгое начинаются несколько супергазопроводов. Один из них оказался в центре внимания мировой печати. Кажется, ни об одном газопроводе за последние годы не писали больше, чем об экспортной газозой магистрали из Сибири к границе Советского Союза. На всех языках повторялось: Уренгой - Помары - Ужгород.
Уренгой - понятно, Ужгород, в общем, тоже известен. Но что такое Помары? Где это?
Помары - марийское село в Поволжье. Рядом с ним построена одна из мощных компрессорных станций трассы, на которой созданные в Ленинграде турбины способствуют перекачке газа.
Шум вокруг газопровода поднялся потому, что его строительство не нравилось некоторым весьма влиятельным господам в Соединенных Штатах Америки. Как?! Без их благословения фирмы Западной Европы заключили «контракт века»? Они обязались поставлять Советскому Союзу трубы и оборудование для стройки с тем, чтобы потом получать газ? Из-за океана посыпались на ослушников всякие запреты, ограничения, прямые угрозы.
На кое-кого из наших западноевропейских партнеров это подействовало. Нам пришлось срочно налаживать выпуск некоторых видов оборудования. В Вашингтоне были уверены: не сможет, не успеет Советский Союз вовремя построить газопровод.
И действительно, наши строители не вполне точно уложились в график. Сдали газопровод Уренгой - Помары - Ужгород на полгода раньше срока.
А что такое новая газовая трансконтинентальная магистраль? 4 450 километров труб большого диаметра, проложенных через 800, говоря языком строителей, «водных преград», среди которых Обь, Кама, Волга, Дон, Днепр. Трасса пересекалась с сотнями шоссейных и железных дорог. Трубы клали там, где вечная мерзлота и пятидесятиградусные морозы, тянули через тысячу километров заболоченной тундры и тайги, поднимали к перевалам Урала и Карпат. Земли переместили вдвое больше, чем при постройке Братской ГЭС. Мощность Волжской гидростанции имени Ленина уступает мощности компрессорных станций, помогающих перекачке газа. Как же нам не гордиться трансконтинентальным гигантом?
Первые кубометры сибирского газа Франция приняла уже в самом начале 1984 года. Свою долю получают Австрия и ФРГ. Газу открыта дорога в Италию, в Швейцарию...
- Не истощит ли новый газопровод запасы Уренгоя? - спросили знатока Сибири, академика Абела Гезевича Аганбегяна.
- Наши поставки газа по экспортному газопроводу - лишь сотые доли процента от резервов Западной Сибири,- ответил он.
Когда строятся новые города, укладываются миллионы и миллионы тонн труб, одними воздушными дорогами никак не обойтись. Нужны автомобильные, а если грузов много, то и железные. Газоносный сибирский север получил теперь свою магистраль. Она связывает Новый Уренгой и окрестные газовые месторождения Ямала с нефтяными месторождениями Ханты-Мансийского автономного округа. Свыше семисот километров стального пути соединили один из самых молодых северных городов со старинным Сургутом, имеющим выход в железнодорожную сеть страны.
Колея протянулась через места нехоженые, где и обычную дорогу, самую немудрящую, не то, что железную, прокладывают с великим трудом. И не будь у нас БАМа, сколько песен сложили бы об этом Севсибе, о «Северном меридиане» - так называют новую трассу.
По сибирским меркам от Уренгоя не очень далеко до Енисея. А как нужна железная дорога енисейскому Заполярью! Ведь пока что гигантские заводы Норильска связаны с Транссибом только водными и воздушными путями. Верю: в помощь им пройдет по северным окраинам и новый стальной путь.
Но поистине великие перемены в прежде пустынных, глухих пространствах Сибири увели нас далеко в сторону от путеводной нити нашего рассказа. Вернемся же к маршруту поездов, несущихся на восток.
