Долгожданное письмо от сына Мария Александровна Ульянова получила с пометкой: «2-ое марта. Станция «Обь».
Едва ли на картах тех лет можно было отыскать крохотную станцию еще недостроенной железной дороги. Но Обь там была, и одно из первых известных нам сибирских ленинских писем пришло с берегов этой реки.
Владимир Ильич провел четырнадцать месяцев в одиночной камере Петербургского дома предварительного заключения. Когда следствие по делу «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» закончилось, обвиняемым было объявлено, что «по высочайшему повелению» они высылаются в Восточную Сибирь, где иркутский губернатор определит им места ссылки.
Владимиру Ильичу предстояло на три года стать подневольным обитателем Сибири. На три года, если не добавят срок, что случалось нередко.
Перед высылкой Ленину и его товарищам разрешили повидаться с семьями. Воспользовавшись этим, они встречались с другими социал-демократами и совещались по политическим вопросам. Вместе сфотографировались на память: теперь уже не было смысла в конспирации.
Высылаемых отправляли по этапу или везли в тюремных вагонах, но иногда им позволяли ехать за свой счет. Потеряв старшего сына, Мария Александровна с особой заботливостью относилась к Владимиру Ильичу. Тюрьма подорвала его здоровье. Мария Александровна стала хлопотать, чтобы сыну разрешили отправиться в Сибирь в обычном вагоне. Ей не без труда удалось получить такое разрешение.
Владимир Ильич никогда не искал для себя преимуществ по сравнению с товарищами. Но мог ли он огорчить нежно,любившую его мать? Ведь она даже собиралась навещать его в ссылке. Сохранилось, например, ее более позднее письмо Марии Ильиничне, в котором обсуждается возможность поездки к Володе...
Владимир Ильич выехал из Петербурга в Москву, чтобы оттуда следовать в Сибирь. У него оставались считанные дни и часы, но он успевал все же наведываться в библиотеку Румянцевского музея: когда-то еще удастся просмотреть нужные для работы книги и газеты?
Поезд, отправлявшийся из Москвы в далекий путь 23 февраля 1897 года, увозил Владимира Ильича. Его провожали до Тулы мать, сестра Мария Ильинична, сестра Анна Ильинична и ее муж Марк Тимофеевич Елизаров. В бумагах департамента полиции появилось секретное донесение о том, что помощник присяжного поверенного Владимир Ильич Ульянов выбыл из столицы «по направлению в город Иркутск».
Через два дня медленно двигавшийся состав прибыл в Самару. Здесь во время долгой стоянки у Владимира Ильича неожиданно нашелся попутчик.
Произошло это так. Владимир Ильич присел к столу в станционном буфете и написал на конверте адрес своей петербургской знакомой А. М. Калмыковой. Сосед по столу, пивший чай, тотчас обратился к нему:
- Значит, вы - Ульянов? Очень рад познакомиться.
Владимир Ильич вскочил со стула и сердито спросил:
- Вы что? Сыщик?
Но сосед поспешил объяснить, что он - доктор Крутовский из Красноярска, что Александра Михайловна Калмыкова его давняя знакомая и что Калмыкова узнала от Анны Ильиничны о предстоящей высылке ее брата в Сибирь. Случайно увиденный на конверте адрес сразу подсказал доктору, кто перед ним. Все очень просто!
Да, это был тот самый Владимир Михайлович Крутовский, которого я впервые увидел в детские годы. Когда произошла встреча на самарском вокзале, Владимиру Ильичу шел двадцать седьмой год, доктору Крутовскому исполнилось сорок.
Воспоминания о встрече и дальнейшей поездке до Красноярска доктор впервые опубликовал еще в 1924 году. Я слышал от него рассказ о тех далеких днях много позже, летом 1931 года, когда, работая на изысканиях, жил месяца полтора в баньке на дачном участке Крутовских, в устье впадавшей в Енисей речки Лалетиной. Для доктора Владимир Ильич оставался молодым человеком, блестящим полемистом, который, достав из чемодана марксистские книги, с жаром нападал на своего соседа по купе, убежденного народника.
В письме, отправленном Марии Александровне по пути в Сибирь, Владимир Ильич упомянул о встрече с Крутовским, но из осторожности
не привел его имени. Он назван просто врачом, причем слово это написано по-немецки. На политические споры в вагоне, естественно, нет и намека. Владимир Ильич пишет: от спутника «узнал кое-какие полезные для меня вещи насчет Красноярска и др. Г1о его словам, остановиться там можно будет, без всякого сомнения, на несколько дней».
В конце письма Владимир Ильич вновь возвращается к встрече и добавляет: благодаря беседе с доктором «уяснилось (хотя приблизительно) очень многое». Письмо заканчивается фразой: «неопределенности гораздо менее, и потому я чувствую себя хорошо».
А пока продолжалась беседа в вагоне, поезд прибыл в Челябинск, откуда начиналась Западно-Сибирская железная дорога.
Первая встреча с сибирскими просторами описана в том же письме достаточно подробно.
«Окрестности Западно-Сибирской дороги, которую я только что проехал всю (1300 верст от Челябинска до Кривощекова, трое суток), поразительно однообразны: голая и глухая степь. Ни жилья, ни городов, очень редки деревни, изредка лес, а то все степь. Снег и небо - и так в течение всех трех дней. Дальше будет, говорят, сначала тайга, а потом, от Ачинска, горы. Зато воздух степной чрезвычайно хорош: дышится легко. Мороз крепкий: больше 20°, но переносится он несравненно легче, чем в России. Я бы не сказал, что здесь 20°. Сибиряки уверяют, что это благодаря «мягкости» воздуха, которая делает мороз гораздо легче переносимым».
Владимир Ильич передает лишь свои общие дорожные впечатления. Конечно, поезд не мог миновать Омск да и некоторые другие крупные станции. Но по сравнению с густо населенной европейской частью страны, с хорошо знакомым Владимиру Ильичу Поволжьем, Западно-Сибирская равнина, переметенная февральскими буранами, вполне могла показаться глухой и однообразной. На значительных пространствах она в те годы такой и была.
Мне хотелось узнать расписание поезда, на котором можно было проехать от Челябинска до Кривощекова. И представьте, нашел изданный как раз в 1897 году «Путеводитель по всей Сибири». Выпустили его в Томске. Там было напечатано подробное расписание движения единственного «почтово-товаро-пассажирского поезда № 4». Шел он через Курган, Петропавловск, Омск, захватывая часть степей, где в конце прошлого века кочевали со стадами казахи. Курган населяли тогда менее десяти тысяч жителей. Петропавловск - около семнадцати. Всего три города на 1300 верст, причем поезд приходил в Петропавловск глубокой ночью, и пассажиры едва ли могли его видеть.
Следом за Владимиром Ильичем тот же путь через Западную Сибирь проделали его сосланные товарищи по «Союзу борьбы за освобождение рабочего класса». И вот отрывок из отправленного с дороги письма Анатолия Александровича Ванеева: «Дорога до Челябинска доставляла еще кой-какое удовольствие, а от Челябинска просто смерть. Целую тысячу верст ехали степью, по которой разбросаны небольшие березовые рощицы. Никакого жилья, никакого разнообразия».
Но может, где-то в стороне от новой железной дороги была иная жизнь, деятельная, интересная?
Я перелистал немало книг, в которых рассказывалось о Западной Сибири конца прошлого и начала нынешнего века. Во всех отмечалось, что железная дорога проходит по ее самой богатой, самой плодородной и самой населенной части. А дальше уж и вовсе дичь и глушь.
Вот что я прочитал, например, о городах Западной Сибири. «Они имеют жалкий вид. Вдоль узких, немощеных улиц с гнилыми деревянными тротуарами тянутся покосившиеся дощатые заборы вперемежку с низкими деревянными домами... Города малолюдны, наступившая ночь загоняет всех жителей в комнаты, закрываются ставни, и жизнь замирает над пустынным, почти неосвещенным городом; только уныло перекатывается по дворам вой и лай многочисленных собак... Чем дальше к северу, тем грязнее и беднее города».
Но что говорить о конце прошлого века? Раскроем «Курс географии России», изданный в самый канун революции: на обложке значится 1917 год. В учебник заглядывали гимназисты, распевавшие на переменах популярные тогда куплеты:
Еще есть земная ось, протыкает нас насквозь.
Меридианы, меридианы, на части режут наши страны.
После столь легкомысленного изложения географических истин им, наверное, скучно было читать, что в какой-то далекой Западной Сибири население занимается земледелием, скотоводством, отчасти охотой и рыболовством, дополнительными же источниками существования считает собирание кедровых орехов, и на Алтае - горный промысел.
Правда, сообщал учебник, есть там каменный уголь, руды и ценные камни, «но добывается их очень мало. Промышленность развита слабо, и 3/4 ея направлены на обработку растительных и животных продуктов (заводы винокуренные и кожевенные, мельницы, выделка овчин и шуб)».
У поезда № 4 была долгая стоянка в Омске. Любопытствующие могли узнать, что в этом городе уже больше сорока тысяч жителей и три особо выдающихся каменных здания: дом генерал-губернатора, кадетский корпус и казенная суконная фабрика, стоящая без действия.
За Омском пошла Барабинская степь с березовыми перелесками, в зимнюю пору мало отличавшимися от тех, которые уже примелькались пассажирам. Но деревни выглядели более зажиточными. На станциях торговали маслом, рыбой, разной домашней снедью.
...Пройдет десять лет. В Лондоне соберется Ч съезд Российской социал-демократической рабочей партии, в котором Ленин примет руководящее участие, председательствуя, выступая с докладами и речами. Владимир Ильич будет занят напряженной работой с раннего утра до поздней ночи. И однажды, уже в конце съезда, он пригласит делегата Коржанского для срочного дела к себе на квартиру в воскресное утро. Владимир Ильич усадит раннего гостя завтракать.
И вот что тот расскажет впоследствии.
Он сделал себе бутерброд и пришел в восторг от чудесного пахучего сливочного масла. Вслед за тем хотел что-то добавить о богатстве англичан, но Владимир Ильич заметил:
Да это, должно быть, наше, сибирское.
И он по-английски обратился с вопросом к хозяйке. Та что-то минуты две ему объясняла. Затем Ленин подтвердил:
- Так и есть, сибирское. Она даже назвала район: Барабинская степь.
...На станцию Кривощеково, где в 1897 году оканчивался участок Западно-Сибирской дороги, поезд пришел в морозный день, хотя по календарю уже начинался март. Мост через Обь был еще не вполне готов, и пассажиры, прежде чем пересесть на другой поезд, переправлялись через реку на лошадях. Ямщики везли их после переправы по поселку Новониколаевску к деревянному вокзальчику станции Обь.
Пристанционный поселок был довольно бойким. Населял его главным образом рабочий люд - строители моста и железнодорожники. Их бараки и хибарки лепились по долине речки Каменки и склонам оврагов. Уже действовала первая одноклассная школа. Ее открыл на свои деньги инженер-путеец Будагов. По воскресеньям там собирались взрослые, чтобы смотреть «туманные картины», показываемые с помощью «волшебного фонаря».
Предприимчивые купцы Ворсин и Олюнин открыли в поселке номера для приезжающих, о чем почтенных пассажиров извещало объявление на станционном здании.
Перед тем как сесть в поезд, который должен был тащиться до Красноярска не менее двух суток, притом без расписания - ведь движение здесь считалось «временным»,- Владимир Ильич зашел в почтовое отделение.
Письмо с пометкой «2-ое марта. Станция «Обь» - отправилось в Москву...
