Я долго искал на одной из улиц города Куаутлы местное отделение организации «Сапатистский фронт», объединяющей бывших соратников и всех, кто продолжает ныне дело великого крестьянского вождя. Был воскресный день, и на двери ветхого глиняного домика висел замок; соседи сказали, что сегодня никого нет. Однако мне все же удалось тогда разыскать бывшего полковника Хосе Хименеса, активного члена «Сапатистского фронта», и он рассказал мне о том, как начинал свою деятельность герой мексиканской революции.
Он вспомнил один интересный эпизод. Однажды помещичий управляющий накинулся с кнутом на крестьянина. И вдруг рядом оказался Эмилиано Сапата, схватил его за руку, и начался поединок. Искры сыпались от ударявшихся друг о друга мачете - больших ножей для рубки сахарного тростника.
Эмилиано победил противника. «С тех пор,- сказал Хосе Хименес,- мы все знали, что Сапата - это тот человек, который будет бороться за справедливость».
И вскоре настал день - 12 сентября 1909 года,- когда народ его родной деревни Аненекуилко оказал Сапате самое большое доверие - избрал председателем Союза защиты крестьянских прав. Обычно в этот деревенский совет по сложившейся традиции входили старые умудренные опытом крестьяне - им доверяли вести общие дела сельской общины и выступать с жалобами на помещика перед властями. Колоколом созывали сход, судили, рядили и голосовали за самого достойного, того, кто не побоится постоять за крестьянскую правду.
В это сентябрьское воскресенье все было по-иному. Не отдавая себе отчета в происходящем, крестьяне в то же время чувствовали: что-то должно измениться в их проклятой жизни, нельзя больше терпеть. И поэтому не колокольным звоном собирали людей, а тайком по кругу передавали весть о сходе. А потом шли незаметно на условленное место за церковью в центре деревни; пробирались скрыто, чтобы, чего доброго, не спохватились приближенные хозяина и не сорвали их скромного собрания - все, что осталось у них для «законного» сопротивления помещичьему произволу.
Недолго шли споры, кому возглавить Союз защиты. Было трое всего претендентов, и Эмилиано Сапата получил больше всех голосов. Не помнили седые старики на их долгом веку, чтобы судьбы крестьянские вручали тридцатилетнему парню. А если так вышло, значит, он достоин - народ не будет голосовать зря.
И Эмилиано Сапата по установившемуся издревле порядку дал клятву своим землякам служить верой и правдой общему делу. Всегда серьезный и малоразговорчивый, немного замкнутый по натуре он был по-мужски строг и решителен, когда обратился к жителям села:
- За мной дело не станет. Но одно хочу я сказать вам, чтобы потом никто не лез с жалобами, если все пойдет прахом. Мы начинаем борьбу мужественных людей. И я хочу быть вожаком мужественных людей. Кто хочет сказать слово?
Поднялся один из крестьян:
- За это не бойся, Эмилиано. Мы ведь чего хотим - чтобы настоящий мужчина сказал нам, куда идти и что делать. А ты как раз и есть таков. Так что командуй.
Как и многие его предшественники, Эмилиано прошел заколдованный круг мытарств в поисках правды - с бесполезными адвокатами, с продажными чиновниками, которые сухо и привычно возвращали бумаги крестьян, требовавших назад свои земли, или подшивали их в дело на вечные времена.
Отчаявшись сломить равнодушие власть имущих, Эмилиано Сапата принимает решение невиданно смелое в ту пору железной диктатуры Диаса - взять помещичью землю силой.
Весной 1910 года крестьяне деревни Аненекуилко под его водительством захватывают земельные участки, принадлежавшие местной асьенде «Оспиталь». А в конце года Сапата проводит операцию уже большего масштаба: отряды безземельных батраков не только его деревни, но двух других больших селений - Вилья де Айялы и Мойотепека - ломают межи на полях асьендадос и делят желанную землю между собой.
...Это было 10 марта 1911 года. Шумела и бурлила Куаутла от великого скопища людей. Жители города смешались с крестьянами, приехавшими и пришедшими из окрестных деревень. По обычаю, в эту «святую пятницу» все гуляли. Почти никто не помнил о великом посте - религиозный праздник был поводом для того, чтобы бедняки, оторвавшись от плуга и сохи, могли отвести душу, забыться на день-другой в незатейливом шумном веселье, не стоившем много денег. Да и те скудные песо, которые они тратили, как правило, были заняты в долг у хозяина.
В закусочных-кантинах народу полным-полно. Голоса, подогретые жгучей кактусовой водкой - текилой, наслаиваются друг на друга - и в бравурной песне, и громком говоре. Над столами висят облака дыма. Сквозь шум нестройно звучат гитары.
На улицах тоже тесно. Мужчины приосанились, надели сомбреро с серебряной росписью, которые обычно берегут для праздника. А жены, смиренные как всегда, набросили на плечи цветные ребосы - самотканые яркие шали,- все украшение их скромного деревенского наряда. Только ребятишки сновали все такие же чумазые и оборванные - их так много в семье, что не выкроишь каждому праздничный подарок.
Нигде не было так шумно и жарко, как у арены петушиных боев, любимого развлечения в Куаутле. Каждая схватка пернатых бойцов сопровождается напряженным гулом зрителей, поставивших деньги на одного из них. Петухи с распущенными гребнями, издавая хриплый воинственный клич, кидались друг на друга. Ножи вроде шпор, прикрепленные к лапам, вырывали из противника перья, и они, как разноцветный снег, кружились над возбужденной публикой. Это была драка не на жизнь, а на смерть.
Эмилиано Сапата мрачно наблюдал эту картину. Для него было, видимо, нечто символичное в этой яростной петушиной баталии, где не существовало иного выхода, кроме как убить или умереть. Потому-то он встал сумрачный и, обронив: «Не могу больше!», вскочил на коня. К нему присоединились его верные друзья - Габриэль Тепепа, Торрес Бургос и Рафаэль Мерино. Они галопом поскакали в Вилья де Айяла.
Там они создали первый крестьянский отряд, взявшийся за оружие.
И вот настал день вооруженной схватки - внезапная атака на железнодорожную станцию в Аксочиапане,- и первая победа.
А затем они провели более крупную операцию - против помещичьей асьенды Чинамека. Ее владельцы, как и все латифундисты в округе, не скрывали своего страха и превратили имение в настоящую крепость. День и ночь были заперты тяжелые ворота асьенды, спущены железные жалюзи.
Ранним утром 29 марта 1911 года страшный грохот поднял на ноги обитателей Чинамеки: паровозик, вывозивший со двора имения сахарный тростник, разогнавшись по узкоколейке, выбил ворота, и вооруженные сапатисты ворвались внутрь. Много трофеев выпало на их долю - лошади, ружья, патроны...
Вихрь крестьянской мести начал гулять по штату Морелос.
...Генерал Октавио Маганья принял меня у себя дома в Мехико, на улице Тамаулипас. Мы беседовали в его скромно обставленном кабинете, и из прошлого, свидетелем которого он был, возникали картины времен восстания.
- С Сапатой я встретился, можно сказать, случайно. Весной 1911 года вместе с моими братьями - я был младшим среди них - мы участвовали в деятельности революционной группы, которая ставила своей целью свержение диктатуры Диаса. Мне, как самому молодому, было поручено закупать оружие - меньше подозрения я вызывал у властей. Но к несчастью, нас раскрыли. Меня в это время не было в Мехико: я ездил по селам, вербовал людей, скупал оружие, которое мы ввозили в город. Под моим началом было тогда сто сорок человек вооруженных людей. Получив известие о том, что наш заговор в столице раскрыт, я не знал, какое решение принять. Возвращаться обратно было нельзя, и мы бродили по штату Морелос, ожидая столкновения с федералистами - правительственными войсками. Отряд таял на глазах: люди, не привыкшие к борьбе, дезертировали.
Когда у меня осталось человек сорок, я встретился с Эмилиано Сапатой. Он тогда еще только начинал вооруженную борьбу. «Что ты здесь делаешь, парень?» - спросил он меня. Я ему рассказал все, что произошло. Сапата выслушал меня внимательно и предложил присоединиться к нему. Отряд мой, хотя и поредевший, был все же значительным подкреплением, и Сапата мне присвоил звание капитана.
Потом он послал меня в Мехико - узнать, какая там обстановка и не нужна ли его помощь. Но агенты диктатора Диаса разгромили подпольную революционную группу, и надо было начинать все заново. Мы с братом Родольфо вернулись к сапатистам. Мой отец, симпатизировавший революции, передал для Сапаты 10 тысяч песо. Но тот отказался принять их и сказал моему брату Родольфо, чтобы он хранил их у себя и от случая к случаю, если возникнет необходимость, «подсоблял ребятам».
Это очень показательный штрих. Эмилиано Сапата всегда был равнодушен к деньгам. Порой даже казалось, что они ему мешали. Его солдаты не получали жалованья, кормились тем, что давали жители, а оружие отбирали в сражении с врагом...
Генерал погладил свои еще густые, но белые как снег седые волосы и задумался, будто вспоминая что-то. Я попросил его описать внешность Сапаты.
- Он, знаете ли, мало чем отличался от всех остальных. Роста был довольно высокого. Черные-черные волосы. Большие, свисавшие вниз, густые усы. Взгляд у него был твердый, а иногда даже пронизывающий, если он подозревал кого-нибудь в обмане. Сапата не любил много говорить, часто его можно было видеть задумчивым, сосредоточенным, ушедшим в себя.
Генерал Октавио Маганья принимал участие в захвате Куаутлы, второго по величине города в штате Морелос. Это была самая крупная военная операция, предпринятая войсками под руководством Эмилиано Сапаты на первом этапе революционного движения. Город защищали отборные войска диктатуры, которые получили приказ сражаться насмерть. Битва за Куаутлу началась 13 мая 1911 года и продолжалась шесть дней. На третий день войска Сапаты ворвались в город. И началась кровопролитная схватка, не утихавшая ни днем, ни ночью. Сапатисты с боем захватывали каждую пядь земли, каждый дом, каждую улицу. Федералисты из окон и с балконов поливали свинцом отчаянно сражавшихся воинов Сапаты. Из окрестных деревень постоянно прибывали подкрепления и на место павших бойцов вставали свежие силы. То и дело вспыхивали рукопашные бои - в ход пускали приклады, штыки, ножи. Улицы были усеяны трупами, мостовые залиты кровью. Сопротивление правительственной армии все-таки было сломлено, и открылся путь на столицу штата - Куэрнаваку.
- Удар, нанесенный федералистам в Куаутле,- рассказывает генерал Октавио Маганья,- был настолько сокрушительным, что правительственные войска, вконец деморализованные, с испугу бежали из города, даже не приняв боя. Армия Сапаты победно вступила в Куэрнаваку. Это было начало конца диктатуры Диаса. Тогдашние правители со страхом следили за развитием революции в соседнем штате Морелос. Что для них значили две тысячи сторонников Франсиско Мадеро в Сьюдод-Хуаресе, расположенном в двух тысячах километров от столицы? Главную опасность они видели в сапатистах, воевавших на подступах к Мехико. И боевые успехи южной армии, захватившей Куаутлу и Куэрнаваку, в значительной степени ускорили падение диктаторского режима.
