В непроницаемой черноте ночи появилось бледно-оранжевое зарево, будто где-то за горизонтом зажгли гигантскую свечу. Со свистом надрывно зашипели турбины, как это бывает, когда самолет идет на посадку. И скоро необозримый океан огней открылся перед пассажирами, прильнувшими к иллюминаторам. Высота резко падала, и теперь уже можно было разглядеть не только улицы, огненными стрелами полосовавшие город, но и наиболее освещенные дома и автомашины, похожие на букашек с горящими глазами.
Не то чтобы волнение, а чувство, близкое к тревожному любопытству охватывает тебя: как-никак много лет было прожито в Мехико и вот он снова в ночном величии раскинулся перед тобой. Где-то там, в бескрайней россыпи огней,- жизнь миллионов людей. Какой она стала-теперь, их судьба?
По эту сторону океана мексиканцев представляют обычно в широкополых сомбреро или искрящихся серебром ярких национальных костюмах, оставшихся в наследство от наездников - чаррос,- этаких бравых мужчин с большими черными усами, с уничтожающим взглядом и уж обязательно с револьвером - для более внушительного выражения нахлынувшей страсти. Так повелось, что по фильмам и книгам чаще думают о Мексике в экзотическом плане. Коррида, кактусы, ковбои; золото... История, уходящая к древней империи ацтеков, взбудораженная потом испанскими конкистадорами и многолетней революционной бурей. Жизнь, имеющая отпечаток бурного прошлого, когда местные каудильо и касики - большие и маленькие вожди - вступали в распри друг с другом и лилась кровь...
Да, самобытного здесь действительно много. И экзотики тоже хоть отбавляй. Но порой случается, что мексиканскую необыкновенность слишком выпячивают, и тогда за пестрым колоритом действительности, похожей на сплошной праздник, плохо просматриваются будни - жизнь простого человека. Я знал, что завтра не увижу на улицах никаких сомбреро,- в них почти никто не ходит в городе. Не будет и корриды - сейчас не сезон. Едва ли удастся встретить кого-нибудь в мексиканском ковбойском наряде: его преимущественно надевают в дни празднеств. А кактусы, как известно, растут за городом.
Но в одном я был уверен, что найду в Мехико, этой многоликой солнечной столице, самый разный народ. Народ, которому пришлось многое пережить, но который сумел сохранить доверчивую душу, открытую другу, и горячую кровь, которая вскипает всякий раз, когда затрагивают самое святое в его существе - чувство человеческого достоинства.
