«Серебряной» водой Женя занимался попутно. Главная задача у него была другая. Он изучал, как восстанавливается тот пихтовый лес, который погиб в тридцатых годах. А тот лес не восстанавливался. Мы совершили поездку в центр засохших пихтачей. Жуткая картина встретила нас в горах. Все горы стояли голые, словно над ними взорвалась атомная бомба. Лишь кое-где ютились молодые осиннички. Гораздо чаще вместо леса рос папоротник-орляк с огромными жесткими листьями, величиной с газету. Сколько же лет пройдет, прежде чем появится новый пихтовый лес? Сто, двести? И появится ли он вообще?

- А ты полностью разобрался в живых пихтачах? - спрашиваю. - Ведь, не зная их, и тут не разберешься. Может быть, они выросли тоже на таких вот пустырях? 

- Верно, - сказал Женя. - Вернемся в пихтачи и проследим их жизнь от рождения до смерти. 

 Мы вернулись на стационар. Неподалеку нашли вырубку, где лес срубили в прошлом году. Мы сосчитали годичные кольца на пнях, и обнаружилось, что все они разного возраста. Самому старому, уже гнилому дереву было больше двухсот лет, самому молодому - десять. Мы изучили еще одну вырубку и получили тот же результат. Старых, двухсотлетних деревьев на гектаре насчитывалось совсем немного. Не больше десятка. 

 Значит, эти старые деревья и дали начало пихтовому лесу? Где же они выросли? Мы еще раз просмотрели годичные кольца. В центре они шли узко - кольцо к кольцу, ширину колец можно рассмотреть только в лупу. Значит, эти деревья выросли под пологом такого же пихтового леса. Где же начало леса? Или он рос бесконечно, а деревья постепенно сменяли друг друга, падая от старости и замещаясь молодыми? 

 Итак, мы мало что узнали в живом лесу о его судьбе. Но, может быть, распутать этот клубок с другого конца? Может быть, найти большие пустыри, где пихтачи погибли несколько лет назад? 

 Женя согласился. Мы узнали, что много таких горелых пустырей есть возле станции Козулька под Красноярском. И мы поехали в Козульку. Когда мы вышли за станцию, то первое, что почувствовали, - медовый аромат. Ветер наносил его волнами, и мы жадно глотали сладкий запах, и казалось даже, что лицо и руки становятся липкими от меда. 

 Вскоре открылся широкий вид на местность. С небольшого холма мы увидели бескрайние горелые вырубки, которые покрылись белой пеной цветущих зонтичных. С них-то ветер и срывал медовый запах и гнал его вдаль. Среди белого моря кое-где появлялись языки цветущего иван-чая, как большие костры. Или зеленые чащи малины. Мы спустились с холма, сошли с дороги и погрузились в заросли крупнотравья. Стебли борщевика и дудника превосходили нас ростом, до их белых зонтиков можно было только дотянуться рукой. 

 Другие травы тоже не уступали им в росте. Видимо, почва не отличалась бедностью - такие крупные травы в Сибири встретить можно не часто. 

 Налюбовавшись на травяное засилье, мы вспомнили о цели путешествия. Итак, начнем поиски. Здесь рос пихтач. Теперь растет крупнотравье. Что будет дальше? Когда вернется пихта на свое место? Мы стали искать всходы пихты под тенью этих могучих трав, но, конечно, это оказалось пустой затеей. А ведь кое-где в ложках темнели остатки пихтачей. И с них наверняка каждый год летели семена. Но семена пропадали впустую, и их судьба терялась в дебрях крупнотравья. 

- Нечего искать, - сказал Женя, выныривая из-под листьев какалии, - тут такая темень, что фонарь зажигать надо. Где уж пихтовым всходам... 

 Возвращаясь, мы встретили несколько пасек. Со всех концов Красноярского края съезжались сюда летом пчеловоды, прослышав про медоносные козульские вырубки, про медоносные пихтовые кладбища. И всем хватало нектара. 

- Долго ли продержатся эти заросли? - кивнули мы в сторону душистой нивы. 

- Крупнотравье-то? - переспросил пасечник. - Да может десятки лет стоять. Ведь что получается? Травы скапливают много снега зимой. Тут и так-то снегов много, а он еще запутывается в стеблях. Под снегом почва не мерзнет, и вся зелень, что вымахала за лето, хорошо перегнивает. Почва становится все богаче. А чем богаче, тем и для трав лучше. Они еще выше растут. Вот и получается заколдованный круг. Нам, пчеловодам, это на руку, а вот лесники жалуются. Лес тут расти не станет нипочем!

 Видимо, пасечник был прав. Я вспомнил, что в горах Хамар-Дабана на Байкале не раз встречал крупнотравье на полянах среди пихтовой тайги. Год за годом приезжали мы со студентами на практику, а поляны какие были, так и оставались той же величины, потому что как ни могучи травы, они не могут оттеснить стену пихтовой тайги и занять ее место. Но и пихтач тоже не в состоянии вытеснить травы, потому что всходы пихты в траве не появляются. 

 Только если кто-нибудь срубал пихту на краю леса или она засыхала, травы тотчас же занимали освободившееся место и уже не возвращали его. Правда, в последние годы стали в горы заезжать косари и выкашивать крупнотравье. Но и тогда пихта не отваживалась появляться. Наверное, ей нужна была тень, которая защищала бы от иссушающего солнца, а на сенокосе такой тени не было. 

 Наконец Женя догадался, в чем тут дело. 

- Помнишь, - говорит, - мы учили в институте, что хвойные деревья лучше возобновляются под пологом лиственных? 

- Конечно, помню. 

- Вот давай и посмотрим, не появляются ли пихточки в лиственном лесу. 

- В каком же? 

- В осиновом, конечно. Ведь на моих саянских пустырях одни осинники растут. 

 Я вспомнил, как далеко нужно ехать в горы, чтобы взглянуть на эти осинники, и сказал, что у меня не хватит времени. Что мне уже надо в свои кедрачи возвращаться. 

- Зачем далеко ехать? - возразил мой приятель. - Мы найдем осинник поблизости..В заповеднике «Столбы». Помнишь? 

 Как не помнить! Осинник в заповеднике я знал очень хорошо. В первый раз, когда я попал в заповедник, мне было десять лет. Осинник тогда был молодой, лет двадцати. И в нем пышно росло крупнотравье, создавая плотную стену. Я всегда боялся проходить мимо этой темной стены трав. Казалось, что за ней притаились медведи и прочие страшные таежные обитатели. 

 Когда мне исполнилось двадцать лет, осиннику стало тридцать. Когда мне тридцать - осиннику сорок, мне сорок - осиннику пятьдесят. Так и росли мы вместе. Осины становились всё толще, а число их всё меньше. А крупнотравье - всё выше. Травищи вымахивали вверх на такую высоту, что в них легко можно было заблудиться. Действовал тот же закон, что в Козульке. Выше травы - больше зелени. Больше зелени - плодороднее почва. Плодороднее почва - выше травы, и так далее. 

- Стоит ли идти в осинник? - сказал я Жене. - Я его и так хорошо представляю. Ни одной пихточки мы там не найдем. 

 Но Женя настаивал, и мы пошли. Конечно, в осиннике по-прежнему росли травы и ни одного хвойного деревца. А ведь пятьдесят лет назад был пихтач. 

 Мы вышли на дорогу и сели передохнуть. Легкий ветерок подул по вершинам осин, и листья их сразу оживились и стали перешептываться друг с другом. Может быть, они пытались рассказать нам о тайнах погибшего.пихтача, но мы не понимали язык леса. 

 Женя взял сухую ветку и стал чертить по мокрой земле. Он провел линию, затем накрест ей вторую. 

- Крест Сукачева? - удивился я. - Зачем? 

- Без него не разберемся в этой путанице с пихтой. 

 На кресте Женя расставил точки, как тогда мы их расставляли с доцентом Чибисовым. Каждая точка - тип леса. Потом он соединил крайние точки сплошной линией. Получился большой овал.

- Сосняки? - спросил я. 

- Да. Видишь, сколько их, разных? 

- Вижу. Только ведь нас интересуют пихтачи? 

- Не спеши. Будут и пихтачи. 

 И Женя нарисовал внутри овала маленький круг. 

- Пихтачей мало, - пояснил он. - Нет ни сфагновых, ни лишайниковых, ни остепненных. Помнишь, как я искал их тогда на практике и не нашел? 

- Помню, - кивнул я. - Только что из этого? 

- А то, что пихта всегда растет на хорошей почве. А раз так, то ведь и другие деревья и травы тоже хорошо растут на такой почве? И всегда будут ей.мешать. Заколдованный круг, правда? 

 Нельзя было не согласиться с Женей. Я взглянул еще раз на крест Сукачева и на маленький круг, который очерчивал те немногие пихтачи, имеющиеся в природе. Все они, эти пихтачи, жались к центру креста, где почва не слишком бедная, и не слишком сухая, и не слишком заболочена. Но в этом заколдованном круге отлично росли и сосна, и ель, и лиственница, и береза. И всевозможные травы. 

- Придется тебе самому сажать пихтачи, - предложил я. - Ты же видишь, что они сами не восстанавливаются. 

 Женя поморщился: 

- Это я и без тебя понимаю, что надо сажать. Но как? Где взять образец - какой пихтач лучше? По Кизиру росли отличнейшие пихтачи, но в один момент погибли. Значит, природа там создала неудачный вариант леса. А где удачный?