Просматривая одну из старых книг по ботанике, я увидел сухой листок неизвестного мне растения, который был использован, очевидно, в качестве закладки. Листок меня заинтересовал. Он сверкал серебром от шелковистых волосков, и на этом серебре было отпечатано на машинке несколько слов по-английски, 

 Я никогда не видел листьев, на которых печатают на машинке. Кому принадлежит этот серебристый листок? Я спрашивал многих ботаников, но никто мне не мог назвать имя растения. Тогда я набрался смелости и обратился к самому академику Сукачеву, в институте которого был тогда аспирантом. 

- Вам повезло, - сказал Владимир Николаевич Сукачев, - это очень редкое дерево из Южной Африки. Растет оно по сухим горам. И называется серебряным, или леукодендроном по-латыни. А серебристый оттенок - это волоски, защита от излишнего испарения. 

- А почему на нем отпечатан текст? 

- Раньше использовали листья как визитные карточки. Казалось очень экзотично. И тот, кто возвращался из Южной Африки, обычно привозил с собою охапку серебряных листьев. 

- Жаль, что у нас нет такого интересного дерева, - заметил я, расхрабрившись. 

- Почему же? - оживился Владимир Николаевич, возвращая мне листок серебряного дерева. - Есть и у нас дерево еще более интересное. На листьях его пишут письма и отправляют по почте, как обычные открытки. 

- А где оно растет? 

 Сукачев хотел было ответить, но тут его позвали на ученый совет. Больше мне не представилось случая поговорить с Сукачевым. С тех пор я перерыл кучу книг, спрашивал у людей, но тщетно. Ответа не находилось. И вот, беседуя уже на Кунашире с лесничим Максимом Павловичем, я рассказал ему о серебряном дереве, о разговоре с академиком Сукачевым и о неразгаданном почтовом дереве. 

- А тут и гадать нечего! - воскликнул Максим Павлович.- Это дерево мы вам можем показать.

- Вот удача! - обрадовался я. - Как оно называется? 

- Магнолия. 

- Магнолия? 

 Я хотел было возразить, что магнолия растет у нас и в Сочи и по всему Черноморскому побережью, но вовремя вспомнил, что там растет не наша, а привозная магнолия, из Северной Америки. У нас же дикая магнолия только на Кунашире. Как бы ее посмотреть? 

- Покажем вам и магнолию, - успокоил меня Максим Павлович. - Поедем в горы, там Петр Григорьевич найдет это деревце. 

 И вот теперь, познакомившись с тисом, мы идем к почтовому дереву. Листья бамбука шуршат и трещат под ногами. В лесу бамбук редок и ходить не мешает. 

 Когда мы подошли к магнолии, я даже опешил сначала - так неприметно это деревце, немного смахивающее на черемуху, невысокое и невидное. Я ожидал, что увижу яркое, «в белом кипении» цветов, могучее дерево. Но цветы отцвели. Зато листьев сколько угодно. Листья превосходные, широкоовальные, жесткие, настоящие почтовые открытки! 

 А мне листья-то и нужны! Я стал собирать листья. Собрал их столько, сколько вошло в полевую сумку. В лесничестве я листья высушил под прессом, напечатал на машинке адреса, наклеил марки и собрался нести на почту. Но мои намерения нарушились самым непредвиденным образом. 

 В кабинет лесничего, где я работал, постучали, и вошла незнакомая женщина. Вид у нее строгий и взгляд не сулит ничего веселого. 

- Говорят, вы ботаник из Иркутска? - спрашивает она ледяным голосом. 

- Да, - подтверждаю я. 

- И собираетесь увозить с собой гербарий? 

- Собираюсь, - кивнул я в сторону своих растений. 

- А это что? 

- Открытки. 

- Как открытки? Это же листья! Так вот,- перешла она от слов к делу, - прочтите эту бумагу. 

 Передо мной на стол легло объявление: «Внимание! Японский жук. Карантин. Перевозка растений временно прекращена». И рядом нарисован японский жук. 

 Так и не пришлось мне посылать открытки-листья. Но самое главное - что я видел листья магнолии и сам печатал на них письма. И нашел разгадку того дерева, о котором тогда, давно, в годы молодости, мне не успел сказать академик Сукачев.