Я был погружен в размышления и не обращал внимания на тот калейдоскоп растительности, который менялся перед моими глазами. Вдруг, споткнувшись, я чуть не упал. Под ногами чернела разрытая земля. То тут, то там землю кто-то взрыхлил. Зачем? Я подумал, что землю рыхлили лесники, но тотчас отбросил эту мысль, потому что земля была вскопана не везде, а отдельными кругами.
Тут я вспомнил свои путешествия по кедровым лесам. Там нередко можно было встретить такие же кусочки «пашни» среди леса. В поисках орехов перепахивают лесную почву кабаны. Но в Тимирязевке нет кедра. Что же едят тут кабаны? Может быть, липовые орешки? Здесь как раз много липы...
Неожиданно за кустами бересклета я увидел группу мальчишек с лопатой. Один из них ковырял ею землю, другие выволакивали из земли дождевых червей. Так вот, значит, какие «кабаны» роют землю в Тимирязевке! Я подошел к мальчуганам:
- На рыбалку, что ли?
- Да, - еле выдавил из себя тот, кто копал.
- А почему копаете здесь, в лесу, а не возле своего дома?
- Здесь червей больше, - ответил тот, кто копал.
- Откуда же ты узнал?
- Лесничий к нам в школу приходил, рассказывал. Где, говорит, в лесу растет липа, там и черви. И чем больше липы, тем больше червей, потому что листья у липы очень питательные. Ни одного леса под Москвой нет такого богатого червями, как липовый.
Вернувшись, я не застал уже Владимира Петровича. Он уехал на лекции. На опытных площадках работал его аспирант, измеряя прирост молодых елочек.
- Вам, верно, что-то нужно? - спросил он, видя, что я в нерешительности остановился возле него.
- Да нет, я только хотел выяснить у профессора секрет Линдуловской рощи, да не успел. - И я вынул фотографию знаменитого леса.
Аспирант оживился:
- Я знаком с этим секретом. Владимир Петрович мне рассказывал. Секрет в том, что лес посажен и густо и редко.
«Снова и густо и редко», - подумал я, а вслух сказал:
- Разве можно сразу иметь и густой и редкий лес? Может быть, сначала густой, а потом редкий?
- Нет, - твердо отчеканил аспирант. - Одновременно густо-редкий лес. Соображаете?
- Нет, не соображаю. Не может же чай быть одновременно и горячим и холодным.
- Чай не может. А лес может. Я и сам сначала не мог понять, как это так, но Владимир Петрович меня вразумил. Так вот, в Линдуловской роще вы и видите как раз такой лес. Лиственничный ярус редкий - он образует первый этаж леса. Еловый ярус густой - это второй этаж. Вот и вся премудрость. Такой густо-редкий лес - самый устойчивый и самый быстрорастущий.
Только теперь до меня дошла наконец мысль Владимира Петровича. Так вот как нужно строить леса будущего. Чтобы вверху - редко, внизу - густо. Чтобы лес был двухъярусным. Состоял из разных пород...
Но тут мне пришла в голову мысль. Ведь Линдуловская роща создана еще в петровские времена. Значит, и тогда кто-то уже знал секрет создания быстрорастущих, могучих лесов?
Аспирант смотрел улыбаясь, точно ожидал этого вопроса.
- Понял, о чем вы думаете. Нет, никто не знал этого секрета. Потому что в Линдуловской роще была посажена только лиственница. А через много лет из окрестных лесов налетели семена ели, и ель создала густой полог внизу. Она затенила лиственницу сбоку и защитила от сорняков. Природа сама доделала такой лес, какой должен был создать человек. И предоставила человеку догадаться, как это сделать. Вот Владимир Петрович и догадался.
Я поблагодарил аспиранта и собрался было идти, как вдруг вспомнил о липе. Зачем сажать липу, если к лиственнице так хорошо подходит ель?
- Потому и рекомендует профессор липу, что она надежнее, чем ель. Ведь у ели под Москвой южная граница. А на границе всякое дерево неустойчиво. Мало ли что может случиться. К тому же липа улучшает почву.
- Но все-таки выращиваете ель как одну из главных пород? Аспирант с минуту молчал, собираясь с мыслями.
- Видите ли, наш профессор считает, что ель для лесов очень важна. И хоть она страдает от засухи и дыма, но Владимир Петрович оптимист. Он считает, что не все потеряно. Надо испытать ель в разной густоте. Вы уже поняли, что от густоты многое зависит.
- В этом я успел убедиться.
- Профессор надеется, что в редкой посадке и в смешанном лесу ель окажется более устойчивой. Надо же бороться за московский лес! А то, если подсчитать, что может расти под Москвой - окажется, что ничего. Дуб подмерзает. Сосна сохнет от дыма. Ель - от засухи. А лиственница и вообще порода новая. Она еще в периоде испытаний. Что же тогда сажать? Наш профессор и работает над тем, чтобы все можно было сажать. Только для этого еще потребуются сотни опытов.
Аспирант снова склонился над своими елочками.
- Вот, кстати, как вы думаете, что раньше нужно прореживать - густые ельники или сосняки?
- А тут и думать нечего, - сказал я. - В учебниках записано, что ельники можно и попозже.
- Почему?
- Потому что ель теневынослива. В густой чаще угнетенные елочки дольше проживут, чем светолюбивые сосенки.
- Это правда. Но если вы запоздаете в ельниках с прореживанием, то сильные елочки от большой густоты перейдут в разряд слабых, и лес задержится в росте.
- Значит, в учебниках написано неверно?
- Как видите. Владимир Петрович проверил, сделал опыты. И оказалось, что ельники надо прореживать не позднее сосняков.
Я шел из Опытной дачи уже вечером. Шел и думал: сколько важных и нужных задач в лесу решил Владимир Петрович! А сколько решили другие лесоводы? А сколько еще таких задач осталось? Только под Москвой надо заставить ель не усыхать, дуб - не подмерзать, сосну - не чахнуть от дыма... А сколько подобных задач, в других местах нашей страны?
