Меню сайта
Категории раздела
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Главная » Статьи » Наша Сибирь

Кованные из чистой стали...
 Не с Тобольска ли пошли по белу свету вести о сибирской ссылке? 

 Первым знаменитым ссыльным был преступник, которого сначала нещадно били кнутом, потом вырвали ему язык, отрезали одно ухо и отправили в Тобольск, где он и провел триста лет. 

 Этим ссыльным был колокол. Он висел на колокольне собора в приволжском городе Угличе. Здесь 15 мая 1591 года при загадочных обстоятельствах - о них историки спорят и сегодня - погиб малолетний царевич Дмитрий, единственный наследник царского престола. 

 Помните, в пушкинском «Борисе Годунове» рассказ Пимена, которого бог привел «видеть злое дело, кровавый грех», когда утром, в час обедни, «ударили в набат...». 

 Сбежавшаяся на тревожный звон толпа побила камнями заподозренных в убийстве царевича сторонников всесильного Бориса Годунова. В Углич явилась следственная комиссия. Она нашла, что .царевич, страдавший эпилепсией, сам напоролся на нож. Выходило, что пострадали невиновные. 

 Годунов расправился с угличанами круто, жестоко. Одних казнили, другим отрезали языки, третьих отправили в ссылку. Колокол же был сброшен с колокольни, выпорот, с него срубили изображение креста, отбили «ухо», за которое колокола подвешивают, и заставили онеметь, вырвав ударник. 

 История ссылки колокола обросла легендами. Я читал, что тридцать тысяч угличан волоком тащили опальный колокол к месту ссылки. В другой книге говорилось о двухстах угличских мужиках, которых связали попарно и запрягли в сани, где был укреплен «ссыльный». Однако третий автор утверждал, что сослали всего шестьдесят угличских семейств, притом не в Тобольск, а в Пелым. 

 В конце прошлого века колокол простили, и он был возвращен в Углич. Его торжественно встретили горожане. Бывшего ссыльного поместили во дворце царевича Дмитрия, превращенном в музей. Там он и висел долгие годы. По просьбе волжских пассажиров, устремлявшихся во время стоянки судов во дворец, экскурсовод ударял в колокол. Густой звук плыл под сводами. 

 Но, строго говоря, это не «тот самый» колокол. Настоящий расплавился во время одного из страшных тобольских пожаров. Возможно, двойника отлили, собрав расплавившийся металл, однако не сумели придать колоколу ту особую форму, которую использовали мастера 16 века. 

 В Тобольском краеведческом музее хранится специально отлитая копия ссыльного. Колокол невелик, его вес указан точно: 19 пудов 20 фунтов. Меньше 330 килограммов. Чтобы везти такой, не нужны были сотни людей. 

 Следом за угличанами дорогу в подневольную Сибирь узнавало все больше людей. Ссылали провинившихся, пленных, участников стрелецких бунтов и казацких восстаний, ссылали беглых крепостных, которых помещики почему-либо отказывались принимать после поимки. Одним назначали каторжные работы, другим - поселение, вечное или временное. Постепенно появились в Сибири пересыльные тюрьмы и этапы, на сибирских дорогах слышно было бряцание и звяканье кандалов. В самом слове «Сибирь» стало чудиться что-то зловещее, пугающее. 

 Кандальный тракт не был особой дорогой для ссыльных. По ней мчались тройки с грозным начальством, тянулись обозы с разной кладью. Однако в народной памяти она навсегда осталась горьким каторжным путем. 

 Тракт проходил через Тобольск. 

 Александр Радищев задержался здесь по дороге в десятилетнюю ссылку, которой ему заменили смертную казнь. Именно в Тобольске написал он стихотворение несломленного духом обличителя «зверообразного самовластия». 

Ты хочешь знать: кто я? что я? куда я еду? 
Я тот же, что и был, и буду весь мой век: 
Не скот, не дерево, не раб, но человек! 
Дорогу проложил, где не бывало следу 
Для борзых смельчаков и в прозе и в стихах. 
Чувствительным сердцам и истине я в страх - 
В острог Илимский еду. 

 В Тобольске ссыльного догнала его жена Елизавета Рубановская с младшими детьми. Не она ли показала дорогу другим русским женщинам? И в Тобольске же ее могила: она тяжело заболела здесь, возвращаясь с мужем из ссылки. 

 Вокруг Тобольска как бы завязывались узлы разных важных событий. Бывший стольный град некоторое время оставался главным городом Тобольской губернии. Но даже и после того как центром управления значительной части Западной Сибири стал Омск, а Тобольск, оставшись в стороне от главного почтового тракта, стал хиреть, он не исчез со страниц истории. 

 Тобольск связан с людьми, о которых Герцен сказал: «Кованные из чистой стали». Это были декабристы. В Сибирь их везли разным путем, часть - через Тобольск. 

 Для большинства осужденных жизнь в Сибири началась с каторжных работ на Нерчинских рудниках, для некоторых - с промерзлых хибарок в снегах Якутии. Потом их расселили по разным сибирским селам и городкам, от Урала до Забайкалья. Царь с мстительной жестокостью следил, чтобы никто из них не оставался без бдительного жандармского надзора, без давящего гнета. 

 Лишь когда Николай 1 умер - тридцать один год спустя после событий на Сенатской площади,- декабристам разрешили вернуться на родину. 

 К тому времени многие уже спали вечным сном на погостах. Другие, когда-то пересекшие Урал в расцвете сил, возвращались больными стариками. Третьи не пожелали воспользоваться царской милостью и остались в Сибири до конца своих дней. 

 Известны горестные слова Ивана Ивановича Пущина: «Мы не на шутку заселяем сибирские кладбища... Редкий год, чтобы не было свежих могил». 

 Могилы декабристов - по всей Сибири. Они начинаются уже недалеко от перевалов через Урал: в Туринске, Кондинске, Ялуторовске. 

 В Тобольске - семь могил. Кладбище возле церкви за старым городским валом, его так и называют Завальным. Памятники с крестами, темные могильные плиты: лицейский друг Пушкина Кюхельбекер, Муравьев, Вольф, Барятинский, Семенов, Башмаков, Краснокутский. 

 Редкий декабрист не сменил после каторги два-три места ссылки. Для Вильгельма Кюхельбекера, «Кюхли», как называли его в лицее, Тобольск стал последним пристанищем. Он тяжело болел туберкулезом, а за год до смерти почти ослеп. Но до последнего часа диктовал письма, стихи. Среди его предсмертных строк - обращение к тем, кто вместе с ним боролся и страдал: «Оставить я хочу друзьям воспоминание, залог, что тот же я, что вас достоин я, друзья». 

 Да, семь могил на Завальном кладбище в Тобольске. А через ссылку в этом городе прошли четырнадцать декабристов. Вот имена остальных семи: Анненков, Фонвизин, два брата Бобрищевы-Пушкины, Свистунов, Штейнгель, Чижов. 

 За бывшим генерал-майором Михаилом Фонвизиным последовала в Сибирь жена, Наталья Дмитриевна, которую считали прототипом пушкинской Татьяны Лариной. Семья Фонвизиных перебралась в Тобольск из Красноярска. 

 К Ивану Анненкову приехала в Сибирь француженка Полина Гебль. Сначала ей отказывали в разрешении на поездку: она не была обвенчана с Анненковым в церкви. Тогда решительная женщина сумела пробраться в район военных маневров под Вязьму, которые наблюдал Николай 1. 

- Что вам угодно? - Император окинул француженку, как она вспоминала потом, «тем ужасным, грозным взглядом, который заставлял трепетать всех». 

 Полина Гебль сказала, что хочет получить разрешение следовать в ссылку за государственным преступником Анненковым.

 Император заметил ей, что здесь не ее родина. Он знал, что Полина Гебль не была женой декабриста. 

- Я мать его ребенка,- с достоинством произнесла француженка. 

 Царь нехотя дал согласие на поездку. В Чите, где отбывал каторгу Анненков, Полина Гебль обвенчалась с ним. Кандалы с жениха сняли лишь на паперти церкви и после обряда надели вновь, чтобы увести новобрачного в тюрьму. С этого дня Полина Гебль для многих стала Прасковьей Егоровной Анненковой. Под этим именем ее знали в селе Бельском, в Туринске, наконец в Тобольске и любили за сердечность, доброту, душевную стойкость. 

 Впоследствии историю Полины Гебль и Ивана Анненкова узнал Александр Дюма. Он прочел рукопись «Записки учителя фехтования, или Полтора года в Санкт-Петербурге», написанную Огюстеном Гризье, который был знаком с некоторыми декабристами. Романист заинтересовался событиями в далекой России. Он изучил доступные ему другие материалы и в 1840 году опубликовал роман «Учитель фехтования». В нем француз, некогда обучавший молодого Анненкова владению шпагой, рассказывает о его любви к юной модистке Луизе Депюи (подлинного имени романист не назвал) и о злоключениях несчастной пары. 

 Кроме «Учителя фехтования», писатель посвятил декабристам очерк, выразительно озаглавленный «Мученики». 

 Роман, естественно, был запрещен в России. Не менее естественно, что его, несмотря на допущенные Дюма некоторые неточности и искажения, с интересом встретили в Петербурге и Москве, где большинство образованных людей владело французским. Императрица тайком прочитала «Учителя фехтования» с первой до последней страницы. 

 Крамольный роман навсегда определил неприязнь императора к его автору. Когда уже после смерти Николая 1 «неблагонадежный писатель» приезжал в Россию, самые подробные отчеты о каждом его шаге сохранились не в газетах, а в архивах департамента полиции, которой предписано было не допускать встреч француза с «нежелательными людьми». 

 Путешествуя по стране, Дюма отправился на Волгу, которую назвал «царицей рек». Он посетил приволжские города, в том числе Нижний Новгород. После осмотра Нижегородской ярмарки писатель был приглашен на торжественный прием к губернатору. И тот многозначительно обратился к гостю: 

- Господин Дюма, позвольте представить вам супругов Анненковых. 

 Дюма тотчас же написал в Париж сыну, как он неожиданно «встретил Анненкова и Луизу - двух героев «Учителя фехтования», возвратившихся в Россию после тридцатилетнего пребывания в Сибири». 

 Губернатором, представившим писателю Анненковых, был Александр Муравьев, который хотя и отошел от Тайного общества до событий на Сенатской площади, но не избежал ссылки в Сибирь. Везли его из Петербурга в кандалах вместе с братом Николаем, бывшим морским офицером Константином Торсоном и Анненковым. Ссылку Муравьев закончил в Тобольске. Его освободили одним из первых. 

 Встреча в Нижнем Новгороде как будто осталась свидетельством одного из немногих благополучных поворотов в судьбах декабристов. Чем не счастливый конец для фильма «Учитель фехтования», если бы его решили снимать в Голливуде?

 Но действительность была куда суровее. Герои романа молоды, полны сил. Писатель же встретился с их прототипами в 1858 году, когда Полине Гебль было 58 лет, Анненкову 56. Они вернулись из Тобольска в Нижний Новгород за год до встречи, измученные, изнуренные тремя десятилетиями физических и нравственных страданий. 

 Была ли встреча сердечной? Возможно, время заставило жену декабриста забыть горечь, испытанную при чтении романа, героиня которого иногда выглядит довольно легкомысленным существом. 

 На самом деле Полина Гебль пыталась устроить побег любимого человека из тюрьмы, без колебаний подписала, подобно женам других декабристов, решивших разделить судьбу своих мужей, обязательство. А в нем говорилось, что жена, которая последует за преступником-мужем в Сибирь, обязана оставаться там до его смерти. Но и после этого правительство решит, может ли вдова вернуться в Россию. Дети, рожденные в Сибири, приписывались к казенным крестьянам. 

 И когда после долгих тяжелых лет Анненковым разрешили поселиться в Нижнем Новгороде, им предстояло начинать новую жизнь с подорванными силами и здоровьем. 

 Нет, счастливых поворотов жизненного пути царизм декабристам не уготовил! Революционеры, решившиеся на вооруженное выступление, разбудили Россию. За годы ссылки они немало сделали и для далекой сибирской окраины. 

 «Настоящее житейское поприще наше началось со вступлением нашим в Сибирь, где мы призваны словом и примером служить делу, которому себя посвятили». 

 Это слова декабриста Михаила Лунина, человека редкого мужества и твердой воли. В них выражался смысл жизни большинства декабристов после того, как они покинули каторжные норы и судьба разбросала их по сибирской глухомани.



Категория: Наша Сибирь | (23.07.2015)
Просмотров: 1717 | Рейтинг: 0.0/0


Поиск по сайту
Форма входа

Copyright MyCorp © 2024