Период становления и утверждения буржуазного общества был характерен своеобразным научным взглядом на природу. И для философов, и для естествоиспытателей этого времени природа, по словам Фридриха Энгельса, вообще не представлялась чем-то исторически развивающимся, имеющим свою историю во времени. Внимание обращалось только на пространственные характеристики; различные природные формы группировались исследователями не одна за другой, а лишь одна подле другой; естественная история была одинакова для всех времен.
Исаак Ньютон (1643 - 1727).
Человеческое знание никак не могло взлететь на Монблан нового миропонимания. Более того, учащаются попытки даже отказаться от уже завоеванного. Богослов Коперник дал «отставку» теологии. А через полтора века могучий ум Ньютона вновь «вооружил» науку рассуждениями о божественном первом толчке, якобы положившем начало движению и существованию природы. Этот великий ученый, обобщивший достижения Галилея, Кеплера, Гюйгенса, открыватель закона всемирного тяготения и основных законов классической механики, создатель (в одно время с Лейбницем) дифференциального и интегрального исчисления, ратовавший за то, чтобы познание природы опиралось на практику и приносило плоды, все же не смог выйти за пределы старых философских представлений.
Материя в понимании Ньютона осталась сугубо инертной сущностью, заполнявшей абсолютно пустое пространство, всегда одинаковое и неподвижное. Колоссальный авторитет, которым Ньютон пользовался в науке, сослужил ей плохую службу. Как когда-то не критично принимался «божественный» Аристотель, так и Ньютон долго стоял выше критики. В его работах снова замкнулся разорванный круг. Революционное на первых порах естествознание оказалось перед насквозь консервативной природой, в которой и теперь все было таким же, как в начале мира, и в которой все должно было оставаться до скончания мира таким же, каким было в начале его (Ф. Энгельс).
Но дни такого миропонимания были сочтены, хотя оно и удовлетворяло буржуазию, яростно штурмовавшую земли и воды планеты. Двигаясь вперед в практическом освоении природы, буржуазия не прочь бы была остаться на месте в теоретических, философских взглядах на нее, подобно Черной Королеве из «Зазеркалья» Льюиса Кэрролла. Но действие развертывалось не в сказочном Зазеркалье, а, говоря словами Алисы, «в наших краях». И чем больше побед одерживало естествознание, чем больше элементов машинного производства входило в процесс общественного труда, тем яснее становилось, что философское понимание природы как чего-то застывшего, враждебно противостоящего человеку, должно было быть безусловно отвергнуто. Ибо оно решительно противоречило выводам естественных наук, всегда наиболее чутко отражающих состояние производства, этого активного отношения человека к природе. Оно противоречило и реальной, все полнее открывавшейся людям взаимосвязанности и взаимозависимости явлений природы. Техническое овладение природой, покорение ее сил, проникновение в тайны протекающих в ней процессов с железной необходимостью приближали человека к новому воззрению на окружающий его мир.
И словно сама история решила позаботиться о том, чтобы открыть человечеству глаза. Ведь именно в эти времена, отсчет которым можно условно начать со второй половины 18 столетия, поднимались на университетские кафедры и писали свои книги выдающиеся представители немецкой классической философии Кант, Фихте, Шеллинг. Именно в это время создавал свою громаднейшую систему философии Гегель. И наконец, именно этот период отмечен появлением Карла Маркса и Фридриха Энгельса, всепроникающий взор которых впервые увидел мир в его подлинном, реальном виде.
Гордостью философии навсегда останется тот замечательный факт, что это она пробила первую брешь в стене метафизического миропонимания, созданного наукой молодого капитализма. В 1755 году появилась «Всеобщая естественная история и теория неба» Иммануила Канта.
Ее можно было назвать своего рода «Свидетельством о рождении» Солнечной системы. Солнечная система получила наконец свою генеалогию. Кант отверг первый божественный импульс Ньютона, выдвинув идею начала бытия небесных тел, и развил гипотезу, согласно которой Солнечная система возникла из огромного облака разреженных газов, частиц материи.
Может быть, кому-нибудь в наш просвещенный век покажется чрезмерным то значение, которое придавалось кантовским теориям строения Вселенной, да и путь поиска разгадки тайн мироздания - через небо к Земле - странным. Но каждому веку - свой путь. Нельзя забывать, что люди, верившие, будто бог создал их по собственному образу, и устройство жизни своей„как уже отмечалось, пытались осмысливать по аналогии с устройством неба, обосновывали порядок земной порядком небесным.
Вот почему понять происходящее в звездном мире, понять место Земли во Вселенной было для них почти то же, что понять происходящее в мире людей, оценить место человека на Земле. Путь Канта, обратившегося к небу за разъяснениями земных тайн, был, можно сказать, общим путем мировоззренческих наук. Многие ученые и до Канта и после него искали в небесах объяснения земному бытию. И не так уж был он безоснователен, этот поиск. Ведь и сегодня человечество, вырываясь в космос, ищет там ответы на важнейшие вопросы, касающиеся родной планеты.
Космогонические гипотезы Канта можно считать не менее революционными, чем работы Коперника. Они имели без преувеличения колоссальное значение для развития теоретического и практического отношения людей к природе.
В суждениях Канта заключалась, по мнению Ф. Энгельса, отправная точка всего дальнейшего движения вперед. Если Земля была чем-то «ставшим», возникшим в результате естественного процесса, то чем-то ставшим должны были быть также ее теперешнее геологическое, географическое, климатическое состояние, ее растения и животные, то есть она должна была иметь историю не только в пространстве - в форме расположения одного подле другого, но и во времени - в форме последовательности одного после другого. Старым метафизическим теориям, отрицавшим развитие природы, приписывавшим ее творение всемогущему богу, был нанесен сокрушительный удар. После этого удара они уже стали принадлежать только истории науки.
Право же, есть что-то общее между Кантом и героями Возрождения, хотя такое сопоставление выглядит наверное, неожиданным - к полной приключений жизни Галилея или Бруно приравнивается жизнь тихого профессора, кажется, всего лишь однажды, да и то на короткое время, рискнувшего покинуть пределы родного Кенигсберга. Но как ученый, Кант был не меньшим универсалом и революционером, чем лучшие ученые Ренессанса.
В недавно вышедшей в свет превосходной книге Арсения Гулыги «Кант» приведены любопытные данные, характеризующие универсальность Канта. За время работы в Кенигсбергском университете философ прочитал лекционные курсы по логике, метафизике, физической географии, этике, антропологии, теоретической физике, математике, праву, педагогике, механике, минералогии, теологии и, наконец, такой курс, как «энциклопедия философских наук». И смелости Канту было не занимать. Человек, впервые произнесший: «Дайте мне только материю, и я построю вам из нее целый мир», должен был быть не из робкого десятка. К тому же он произнес эти слова в Пруссии, в стране, король которой уже при жизни Канта еще продолжал считать, что все ученые «болтуны и балбесы», что наука может быть полезна лишь для получения рослого потомства от долговязых гвардейцев, а мыслители не годятся даже для того, чтобы стоять в карауле и т. д.
Развивая свои космогонические гипотезы, Кант сформулировал несколько предположений, каждое из которых, не сделай он больше ничего, навеки обессмертило бы его имя. Кант первый высказал мнение, что кольцо Сатурна - это несколько колец. Он поддержал мысль Бруно о том, что Солнце - одна из звезд Млечного Пути, и пошел дальше, указав на единство большой Вселенной и существование галактик. Он открыл тормозящее действие на вращение Земли приливного трения и даже рассчитал условия, при которых это тормозящее действие прекратится. Он написал ряд работ по геологии и вулканологии, одна из которых называлась «О вулканах на Луне». Он вскрыл законы ветров, объяснил причины, вызывающие явление пассатов и муссонов.
