Это даже не площадь, так как мы ее понимаем,- небольшой квадратный скверик, опоясанный асфальтовой лентой и окруженный неказистыми домиками. Скромно и неприметно приютилась она рядом с широкой магистралью столицы, так что, не зная города, не обратишь на нее внимания.
Не простором и грандиозностью, не историческими реликвиями влечет к себе эта маленькая площадь Мехико, носящая имя великого итальянца Гарибальди. Нечто большее, чем внешнее величие, можно найти в этом уголке столицы.
...Раннее утро. Рассвет только пробился, и площадь, еще вчера вечером такая праздничная, предстала в своем сером будничном виде: блеклые подвылинявшие фасады домов; жухлая грязно-желтая травка на сквере; выцветшие рекламы с покрытыми пылью неоновыми лампами; арбузные корки у ларьков и у входа в кантины.
Площадь пока пустынна. Только голодные бродячие собаки, разбуженные манящими запахами съестного, лениво выползают из соседних улиц.
Позже площадь Гарибальди становится пристанищем самого разнообразного городского люда. С одной стороны она примыкает к бедным кварталам столицы, и нужда поставляет сюда постоянных ее посетителей. Люди слоняются под палящим зноем, собираются группками, чешут языки, иногда попрошайничают или промышляют случайными грошовыми заработками - все-таки здесь как-то веселее, чуть отраднее, чем в узких улочках бедняцкой Лагунильи, где с годами все опротивело. Некоторые располагаются на жиденькой траве под сенью деревьев и устраивают «пикник» из скудного харча.
Вскоре показываются и певцы-марьячи, неоспоримые кумиры площади Гарибальди. Их серо-голубые костюмы, сверкающие серебром украшений, выделяются на фоне окружающей монотонности, как парадный мундир офицеров в будничной толпе. Певцы складывают на землю инструменты - гитары, скрипки и трубы, а одного-двух своих товарищей высылают на передний край караулить тех, кто пожелает нанять их для выступления на свадьбе, именинах или просто молодежной вечеринке.
Считают, что название «марьячи» происходит от французского слова «марьяж» («свадьба»): во времена правления ставленника французов Максимилиана принято было приглашать подобные музыкальные ансамбли на свадебные праздники.
День - это в общем-то грустная прелюдия к бурному торжеству вечера. Когда загораются одна за другой рекламы и сгустившаяся темнота скрадывает все неприглядное, что бросалось в глаза днем, площадь преображается. Из улицы со стороны центра вплывают машины, забивая все свободные места. И вот уже где-то раздалась бравурная музыка, ей вторит другой ансамбль. И вскоре в разных концах площади, то резко и громко, то меланхолически плавно, вспыхивая и угасая, звучат мелодии.
Они сливаются в общий многозвучный поток - настоящая музыкальная вакханалия потрясает воздух. И кажется, что музыкантам душно на этой маленькой площади, сдавленной домами. Они отходят друг от друга, чтобы песни их не перехлестывались. Но это не помогает. И тогда марьячи стараются силой звука «переиграть» друг друга. Тот, кто впервые наблюдает этот необычный уличный концерт, думает, что он попал на праздничное состязание музыкантов.
А посетители все прибывают. Особенно модно слушать песни в машине. И этим щеголяют местные богатеи. Подкатывает новенький «форд», выходит напомаженный франт с усиками, небрежно бросает несколько фраз марьячи. И уже суетится услужливый официант, а музыканты, приосанившись - выручка, видно, будет большая! - начинают играть. Те из окружающих, что победнее, жмутся поближе к машине, чтобы послушать любимую песню: не все могут заплатить за ее исполнение, как этот франт, окруженный красотками.
Но такие картины не часто увидишь на площади Гарибальди. Все же в массе своей здесь веселятся простые люди. Шумные студенты в полуразвалившемся помятом драндулете тридцатых годов, влюбленные, обнявшиеся и не замечающие ничего вокруг, бесшабашный парень, требующий от марьячи бесплатного исполнения,- все они пришли сюда слушать музыку и совсем не собираются хвастаться своим положением в обществе и богатством.
Марьячи живут своим миром. Те, кто незнаком с их жизнью, думают часто, что судьба у них легкая - поют себе, да играют за деньги. Этакая, дескать, уличная богема: сегодня здесь, а завтра там, в красивых нарядах и веселом окружении. Как далеко это от истины! Марьячи - неутомимые труженики. Чтобы каждый из них мог заработать несколько американских долларов, они должны исполнить с десяток песен - целый концерт. И когда много заказов, музыканты и певцы изматываются вконец и порою даже на сон не остается времени. А нужда толкает вперед - пой, играй, даже если на душе скребут кошки и голос уже не слушается, как прежде. Но еще хуже, когда нет работы, а это случается тоже нередко.
Не все толпятся на площади. Люди посостоятельнее идут подкрепиться в рестораны и кантины, которых в этом районе хоть отбавляй. И тут уже происходит расслоение: то, что могут позволить себе одни, не могут другие. Больше всего народа в популярнейшей кантине «Тенампа». Там все не так дорого, зато какое «амбьенте» - непринужденная атмосфера веселья, которую мексиканец во время отдыха ценит превыше всего.
Мексиканец по натуре своей медлителен, уравновешен, не любит спешить, суетиться. Часто можно видеть, как он часами сидит где-нибудь в поле, обхватив колени руками, спрятавшись от солнца под гигантской шляпой - сомбреро.
Но в кантине - другое дело. Уже у дверей висит предостерегающее объявление: «Женщинам, военным в форме и лицам до 21 года вход воспрещен». Здесь в кругу приятелей - а в кантине знакомство происходит молниеносно - мексиканец чувствует себя раскованно. Горести и радости, накопившиеся в душе, вырываются наружу, он становится разговорчивым, общительным, а иногда и агрессивным. Немало пишут за границей о буйном нраве мексиканцев, и пистолет во всех этих описаниях играет первую роль. Хотя и случаются бурные сцены, рассказы о разбушевавшихся страстях, которые завершаются пальбой, сильно преувеличены.
Однако американские туристы, завсегдатаи площади Гарибальди, видимо, верят в легенды о воинственном характере мексиканца и в кантину «Тенампа» заглядывать побаиваются.
В «Тенампе» веселятся каждый по-своему. За сдвинутыми столами сидят молодые ребята, по виду студенты. Может быть, сдали сессию и на радостях тратят остатки стипендии. За соседним столиком два раскрасневшихся толстяка - типичные мексиканцы с черными как смоль волосами и будто прищуренными глазками - во весь голос обсуждают какое-то забавное происшествие.
И, как контраст к другим посетителям кантины,- скромная молодая пара. Сидят в сторонке и о чем-то задушевно беседуют.
Два ансамбля марьячи одновременно исполняют разные песни, и от их пронзительных труб - они заглушают все остальные инструменты - прямо-таки лопаются барабанные перепонки.
Как по команде, трубы стихают. И начинают тихо плакать скрипки, звучат нежные переборы гитары. Лица певцов заученно принимают умилительно сладкое выражение.
Песня звучит сначала как-то вкрадчиво, таинственно, а потом драматизм нарастает: она ушла, она не любит, может быть, с ней уже другой, а он, обожженный ревностью, страдает и мечется, ищет мести и даже смерти. И вдруг каскад душераздирающих высоких нот: ай, яй, яй, яй! В восьми песнях из десяти тема любовного страдания, а южный темперамент придает ей особый драматический накал.
Во всю длинную стену картина: Эмилиано Сапата на белом коне среди кактусов на фоне гор. Он выписан грубыми красками и гармонирует с окружающей обстановкой - с простыми тесаными столами, с дешевой одеждой посетителей, со всей этой непосредственностью отдыхающего народа.
К «Тенампе» тянутся те, кто хочет подзаработать на обслуживании посетителей. И среди промышляющих мелкой торговлей был в свое время «сеньор Саэнс», который не имел конкурентов.
Вот он, грузный и неуклюжий, переваливаясь идет между столами, бережно, как ребенка, несет огромную кипу шляп. Шляпы эти продаются в любом магазине и стоят, наверное, столько же. Но «сеньор Саэнс» уверен, что ему удастся сделать «бизнес». Двадцать пять лет - подумать только, четверть века! - он провел между столиками «Тенампы». В старом потертом пиджаке и лоснящихся брюках этот не сдающийся продавец шляп не жалеет о проведенных здесь годах - он сроднился с кантиной, стал своим человеком. Если вы скажете ему, что товар его нынче не в моде, он обидится и незамедлительно вам скажет, что без шляпы жить невозможно.
Второй ветеран «Тенампы» - художник-карикатурист. Стаж у него немного меньше - восемнадцать лет. И манера атаки на возможного клиента тоже своя, особенная. Он не навязывает свое творчество. Мягкий и обходительный, художник скромно подсядет к столику и покажет один из своих лучших рисунков. Редко бывает, чтобы за этим не последовал взрыв смеха - так тонко и остроумно он схватывает черты лица, что посетитель невольно загорается желанием проверить это на своей физиономии.
Есть и другие люди, предлагающие свои услуги,- девушка-фотограф с камерой моментального проявления, чистильщики ботинок, продавцы газет и жевательной резинки...
Иностранные туристы предпочитают обычно другое общество. Светящиеся неоновые змейки выписывают рекламу «Ужинайте и танцуйте». У входа в полутемный зал облаченный в черное метр встречает гостей и провожает к столику. Здесь тоже поют марьячи, подают такосы и по желанию можно заказать текилу. Приезжему американцу в этом чистом зале спокойнее и уютнее. Заплатив подороже, он может получить весь набор мексиканской экзотики и доволен.
...Время давно уже за полночь. Площадь пустеет. Только некоторые марьячи, собравшись группами, стоят под фонарями, чтобы их видели те, кто нуждается в их услугах. Их рабочий день продолжается. Кто знает, может быть, их еще пригласят куда-нибудь петь и играть...
