Первая моя встреча с фатьяновцами произошла в первое же лето самостоятельных моих раскопок на озере Неро перед Ростовом Великим.
То лето было грозовым и жарким. Утро начиналось синевой безоблачного неба, влажной свежестью деревьев и травы, влажным дыханием озера, в котором отражались бело-розовые стены ростовского кремля с его башнями и куполами и зеленые, клубящиеся ивы на низком болотистом берегу. Но к полудню над безлесыми холмами, окружающими приозерную котловину, вспухали желто-розовые грозовые облака. Они росли, соединялись, наливались темной синевой, и вскоре на город, на озеро, на окрестные поля в сверкании и грохоте обрушивались тяжелые грозовые ливни...
Лето «дождя пополам с солнцем» памятно мне по многим причинам. Старый ростовский кремль, тогда еще только восстанавливаемый после урагана 1954 года, ветхий, пустынный, еще не открытый туристами, был сказочным замком для меня и двух моих спутников, являвших собой весь наличный состав экспедиции. Тихий, провинциальный, доброжелательный и уютный город раскрывал перед нами неторопливый быт российской провинции, как бы связующий настоящее с прошлым. Наконец, то было лето действительных открытий, первое в череде разведок и раскопок, отметившее начало той книги, которую я продолжаю писать на этих страницах,- книги о прошлом человека и природы.
Кроме раскопок на острове перед городом, мы должны были обследовать и описать уже известные места поселений древнего человека. В музее сохранились отчеты их первооткрывателей, местных краеведов и профессиональных археологов, и, следуя их описаниям, я проходил своеобразную школу, отыскивая следы работы своих предшественников и сверяя их оценки со своими. Возвращаясь вечером в канцелярию музея, предоставленную нам для ночлега, мы разбирали дневные находки, мыли их, описывали, а перед сном бродили по переходам крепостных стен, проникаясь ночным покоем ростовской старины.
Однажды вечером, вернувшись в музей, я обнаружил на подоконнике, заваленном нашими пакетами с находками, небольшой глиняный горшочек с круглым дном и невысокой вертикальной шейкой. Рядом с ним лежали костяное острие, похожее на стилет, и кочедык, при помощи которого из лыка и бересты плели на Севере (да и сейчас плетут) лапти, кошели, пестери и прочую хозяйственную утварь. Как явствовало из приложенной записки, эти вещи принес в музей шофер, возивший гравий для дорожных работ из карьера, расположенного километрах в двадцати пяти от города. По его словам, в гравии были и человеческие кости.
В ряду открытий того лета это была еще одна удача, о которой я мог только мечтать. Передо мной лежали вещи из погребения фатьяновской культуры - одного из самых интересных и загадочных явлений древней истории Восточной Европы.
Фатьяновская культура, получившая свое название по первому раскопанному могильнику возле деревни Фатьяново в Ярославской области, известна археологам уже более ста лет. За это время было открыто и исследовано несколько десятков могильников, сотни погребений, систематизирован и издан огромный материал, написано много статей и книг, но ореол загадочности от этого не уменьшился.
Археологам до сих пор не удалось найти поселений этих людей.
Есть могильники, но нет поселений, - значит, фатьяновцы были кочевниками? Так и был вначале решен «фатьяновский вопрос»... до тех пор, пока не обратили внимание на хозяйство этих людей, о котором можно было судить по находкам в погребениях.
Фатьяновские могильники занимают высокие холмы среди современных полей,- холмы, сложенные гравием и остатками морены. Здесь, не отмеченные какими-либо надмогильными сооружениями, насыпями или камнями, в глубоких прямоугольных ямах, выкопанных в слоях гравийного песка, лежат скелеты фатьяновцев: на боку или на спине, но всегда в скорченном положении - с согнутыми в коленях ногами и с руками, поднятыми к лицу. Вокруг них стоят прекрасной выделки глиняные сосуды - шарообразные, уплощенные, с вертикальным венчиком, покрытые почти что полировкой, поверх которой нанесен тонкий, чрезвычайно изящный узор, схожий с узором плетения или ткани.
Вместе с сосудами возле скелетов лежат костяные орудия: долота, кочедыки, лощила, кинжалы - и различные украшения: молоточковидные булавки, подвески из зубов животных, ожерелья из трубчатых костей птиц. Здесь же каменные орудия: наконечники стрел и копий, ножи, скребки, шлифовальные плиты, но главное - топоры. Их два вида, и оба они лучше всего рисуют лицо этой культуры: сверленые боевые топоры из тяжелых кристаллических пород, напоминающие томагавки североамериканских индейцев, только более массивные, и плоские шлифованные рабочие топоры из кремня, вставлявшиеся в костяные или деревянные муфты, соединенные с рукояткой.
Уже предметы, найденные в первом могильнике этой культуры, показали, что фатьяновцы были знакомы с металлом, и не просто знакомы, но прямо занимались плавкой и литьем. Наряду с медными украшениями: подвесками, браслетами, перстнями, пронизками для ожерелий,- в их погребениях лежат бронзовые топоры, копья и литейные формы, в которых отливались эти металлические предметы.
Не менее важно, что фатьяновцы, как то с достоверностью установлено, были животноводами. Кости домашних животных - свиней, овец, коз,- найденные в могилах фатьяновцев, остались от кусков заупокойной пищи, положенной при погребении. Из костей коров и лошадей были изготовлены некоторые костяные орудия фатьяновцев, а из их зубов - подвески к ожерельям. Такие находки позволили довольно точно представить не только состав, но и структуру фатьяновского стада.
Усилению загадочности фатьяновцев способствовало и то обстоятельство, что при ближайшем рассмотрении фатьяновцы оказались только небольшим и самым восточным ответвлением мегакультуры «боевых топоров», названной так, как я уже писал, по наиболее характерному предмету, встреченному в комплексах всех без исключения этих родственных культур, - каменному шлифованному топору с просверленным отверстием для рукоятки.
«Родственники» фатьяновцев, как выяснилось, хорошо известны на территории всей Восточной и Северной Европы - в Швеции, Финляндии, Дании, Германии, Польше, Чехословакии, в Прибалтике, где кроме могильников этих людей изучены их поселения с обширными домами, загонами для скота, амбарами и окружающими поселки полями. Эти люди строили свои жилища на земле из жердей и кольев, переплетая их ветками и обмазывая сверху глиной,- совсем так, как строились когда-то украинские мазанки. Археологами проведены детальные исследования этих культур, изучено их хозяйство, культурные и торговые связи с соседями, выяснены природные условия, облик людей, наконец, уточнена хронология - основа основ, без которой исследователь прошлого оказывается беспомощен в своей работе. Но все это там, в более западных областях Восточной Европы...
Здесь же единственной ниточкой в руках археолога, пытавшегося разобраться в загадке фатьяновцев, оказывались изготовленные ими предметы, найденные на стойбищах лесных охотников. При раскопках в разных местах исследователи находили черепки фатьяновских сосудов, фатьяновские топоры и каменные столбики, образовавшиеся при сверлении «боевых топоров» трубчатым сверлом. Находки таких каменных стержней казались особенно важными. Будучи отбросами производства, они свидетельствовали, что фатьяновцы не только посещали места неолитических стойбищ, но в ряде случаев здесь же изготовляли свои топоры, то есть жили здесь какое-то время...
Может быть, фатьяновцы и были обитателями этих стойбищ?
В самом деле, стоит вспомнить, что могильники лесных охотников нам практически неизвестны. Возможно, они хоронили своих покойников на помостах над землей, как это когда-то делали саамы и охотничьи народы Сибири. Поэтому можно угадать мысль, которая с неизбежностью возникла в умах исследователей. Поскольку, рассуждали они, с одной стороны, нам известны только поселения неолитических охотников, а с другой - только могильники фатьяновцев, то почему не предположить, что перед нами две половины одного целого, явления одной культуры, дополняющие друг друга? Разница в предметах, в сосудах? Но подобные отличия можно видеть в пределах одной культуры, на ее поселениях, используемых в разные времена года. Здесь же отличие может быть еще большим. На поселениях мы видим грубую кухонную посуду повседневного употребления, а в погребениях - ритуальную, специально изготовленную, как и все другие предметы погребального обряда! Находки же фатьяновских вещей на поселениях только подчеркивают искусственность их разделения...
Такова была точка зрения ученых, пытавшихся свести концы с концами, разом объяснив отсутствие могильников лесных охотников и поселений фатьяновцев.
Подобное объяснение было слишком искусственным, чтобы найти достаточное количество приверженцев. Различие между лесными охотниками и фатьяновцами заключалось не только в форме и способах изготовления предметов материальной культуры. Главное было в хозяйстве, в знакомстве фатьяновцев с металлом, широком развитии у них животноводства. Наконец, нельзя было не обратить внимание на антропологические отличия между фатьяновцами и лесными охотниками; более того, на полную тождественность фатьяновцев представителям западных культур «боевых топоров».
Согласно работам антропологов, изучавших черепа и скелеты из фатьяновских могильников, в подавляющем большинстве они принадлежали людям так называемого «средиземноморского» типа - с высоким крутым лбом, массивным красивым черепом, тонким, часто с небольшой горбинкой носом и широким, массивным подбородком. Такой тип людей можно видеть на скульптурных портретах древних римлян, он сохранился среди населения Центральной Европы и Восточной Прибалтики, в Подунавье и отчасти на Балканском полуострове. Фатьяновские женщины, наоборот, оказываются изящны и тонки, обладая миловидными чертами лица, как то можно видеть по реконструкциям антропологов.
По всем признакам выходило, что фатьяновцы - несомненные пришельцы из западных областей Восточной Европы, с территории современной Польши и Чехословакии, где история родственных им племен прослеживается с гораздо более раннего времени, чем появление фатьяновцев в Волго-Окском междуречье. А это уже давало простор для фантазий. В тридцатых годах нашего века, когда на развитие европейской археологии определенное давление оказывали политические идеи, в первую очередь связанные с расизмом и фашизмом, ряд германских археологов, антропологов и историков провозгласил фатьяновцев передовыми отрядами древних германцев в их наступлении на восток. По их утверждениям, фатьяновцы были «штурмовыми отрядами», которые обрушивали на головы местных жителей свои каменные топоры во время завоевательных походов на восток.
Воинственность фатьяновцев выводилась буквально из всего, начиная со специфических «боевых топоров» и кончая животноводством, для которого необходимы были новые пространства, и даже металлообработкой, для которой нужны были новые месторождения меди и рынки сбыта. Никому не пришло в голову, что узкая специализация фатьяновского животноводческого хозяйства не только не предполагает конфликт с местными охотниками и рыболовами, но, наоборот, позволяет им совершенно безболезненно заполнить ту, оказавшуюся свободной, экологическую «нишу», которую искали во время своих передвижений эти люди и которая предполагала в наших лесах не противостояние культур, а - сотрудничество.
Но все это стало понятно значительно позднее, полтора-два десятилетия спустя после окончания второй мировой войны.
В те годы, с которых я начал рассказ о фатьяновцах, эти вопросы поднимались с особенной остротой, вызывая ожесточенные споры археологов, придерживавшихся противоположных точек зрения. Готовясь вступить в науку, мы, студенты, не только прислушивались к этим научным дискуссиям, но и пытались в аргументах противников найти свой путь, определить свою точку зрения, потому что «проблема» фатьяновцев,словно в фокусе,собрала множество других, столь же важных методических вопросов, решение которых определяло путь дальнейшего развития нашей науки.
Прикоснуться к самим фатьяновцам, увидеть не за стеклом витрины; а на месте все то, из-за чего разгорались споры, было и моей заветной мечтой. Вот почему на следующее утро после того, как шофер привез в ростовский музей предметы из разрушенного фатьяновского погребения, я был в конторе автоколонны, а еще через какое-то время, втиснувшись в кабину изрядно помятого самосвала, ехал на место находки...
Небольшой бугор, почти полностью скрытый гравийным карьером возле деревни Халдеево, занимал вершину пологой гряды, откуда открывался вид на такие же окрестные холмы, занятые деревнями и полями, сбегающими к густым лугам, среди которых сверкали петли небольших речек. Насколько хватал глаз, весь этот край состоял из лугов и полей. И только на севере и на востоке слабо синели полосы далеких лесов.
Картина, оставшаяся в памяти, по-видимому, повлияла на мое последующее отношение к фатьяновцам и связанным с ними проблемам в большей степени, чем осмотр стенок карьера, который подтвердил наличие здесь могильника и принес еще один трофей - боевой топор из зеленого диорита. Возможно, уже тогда, пытаясь разобраться в структуре окружающего мира, я обращал внимание не столько на предметы, появлявшиеся передо мной из пластов прошлого, сколько на обстоятельства их находки, на то, что их окружало, в первую очередь на пейзаж, стараясь увидеть за современным - тот, другой, древний.
И хотя Халдеевский могильник остался единственным фатьяновским могильником, который я сам раскопал, вернувшись сюда на следующий год, изучая фатьяновские материалы, с которыми мне пришлось столкнуться на берегах Плещеева озера, я чувствовал, что путь к раскрытию их тайны ведет не только через раскопки. Он требовал еще и иного подхода к проблеме, другого, не археологического только, а экологического взгляда на загадку.
