Меню сайта
Категории раздела
Статистика

Онлайн всего: 1
Гостей: 1
Пользователей: 0
Главная » Статьи » Археология

4



Гигантские изображения в пустыне Наска (Южная Америка)

 Так что же такое - человек? Почему нас так влечет его прошлое, давно, казалось бы, превратившееся в пыль, стертое ледниками и похороненное в отложениях озер и морей? Зачем разбираться в этом, склеивая его, как склеивают черепки разбитого горшка, в котором уже ничего не сварить? Но этот склеенный из обломков горшок обретает над нами магическую власть, и, забросив сиюминутные, более практические и важные дела, мы прикасаемся к нему, рассматриваем его, спорим о его происхождении и назначении, как будто бы от этого зависит наша судьба или судьба наших детей. 

 Может быть, так оно и есть? 

 Кроме ритмов, управляющих биосферой, частью которой являемся и мы сами, в каждом из нас проявляются свои, потаенные ритмы жизни. Они вызывают возмущения наших собственных «магнитных полей», приливы и отливы, возвращают нас снова к исходным ориентирам, чтобы по ним определить девиацию нашего внутреннего компаса и заменить кажущееся магнитное склонение - истинным. Так, спустя годы случилось мне, завершив какой-то цикл, вернуться на берега Плещеева озера, пройти по местам прежних раскопов, услышать, как бьет в дно лодки мелкая встречная волна, снова войти в особенный, так много значивший для меня мир лесов, озер и болот. Это мое личное прошлое было одним из пластов моего настоящего, в котором, подобно солям железа в прослойках ортзандов, чувства, ощущения, мысли цементировали огромный фактический материал. 

 Но встречи с тем прошлым не произошло. Не потому, что иными стали места, и я нес в себе уже иное время. Между тем археологом, который здесь когда-то работал, и мной настоящим лежали не годы. Нас разделяли зимние пески Каракумов, где след автомобильных шин теряется среди барханов с рыжим саксаулом; разделяла кочкастая, пронзительно пахнущая багульником тундра и холодные синие моря, на чьих островках лежат загадочные каменные спирали; разделяли толщи лёсса с расколотыми бивнями мамонтов и темными слоями погребенных почв; разделяли каменные стенки древнегреческих клеров в каменистых степях Крыма и черные регрессивные уровни, тянущиеся от суходолов в глубину торфяной залежи. 

 Вряд ли зто только опыт. Опыт, да, но и потребность в самооценке - себя и дела, которое делаешь. Ревизия памяти. 

 Индивидуальность - это память. Лишите человека памяти, сплетенной из солоноватого вкуса первого поцелуя, от которого кружилась голова и дрожали ноги, из нежной ласки солнечного луча, скользнувшего по подушке после беспамятства болезни, из запаха трав за околицей, отмечавших первый шаг в большой и неведомый мир, из хруста снега в морозный день, когда беспричинна радость и жизнь кажется почти полетом; лишите человека стыда проступка, о котором никто не знает, горечи слез от первой утраты - и что останется от него? 

 Так, может быть, Прошлое и есть коллективная память Человечества, без которой оно станет идиотом, живущим сиюминутными отправлениями? 

 Если это не так, откуда же у человека тот непреходящий интерес к прошлому, в которое он, как в сейфы банка, помещает свое происхождение, идеалы, мечты, надежды, словно все лучшее, все, ради чего стоит жить, бороться и, если надо, умирать, находится не в настоящем, не в будущем, а в давно прошедшем? 

 Мне приходилось говорить о прошлом с разными людьми. Не только о глубокой древности - о событиях столетней, а то и меньшей давности. И всякий раз удавалось отметить момент, когда интерес к прошедшему оказывался выше интереса к настоящему. Не так ли из смутного в детстве сознания рождается интерес к неведомому, существовавшему раньше нас,- интерес к предметам, людям, событиям? Пытливый, обретающий гибкость ум лижет вещи ушедших эпох, пытаясь постичь заключенные в них идеи, уловить аромат времени, как огонь лижет сухие ветки разгорающегося костра. Он питается вещественностью исчезнувших миров и взвивается ярким пламенем мысли, надеясь проникнуть сквозь время, просочиться по капиллярам трещин обожженного кварца к его сохранившейся сердцевине. 

 Не так ли рождается археология? 

 Именно этот путь я пытался показать в предшествующих главах этой книги: путь от предмета - к идее, от идеи - к эпохе, от эпохи - к человеку. 

 Общий для науки, путь этот распадался на множество тропинок, но цель оставалась одна. 

 Прошлое интересовало геологов, микробиологов, физиков, строителей, агрономов, химиков, почвоведов, врачей, лингвистов, металлургов, художников, геофизиков, поэтов, антропологов, математиков и астрономов. Список можно было продолжать как угодно. Он разрастался, ветвился. Можно видеть, как тончайшие ниточки специальных исследований тянулись в глубину времени, сплетались, срастались, сливались в одно целое. Каждый раз это приводило к человеку.

 Человека нельзя было обойти. Нельзя было им пренебречь, «вывести за скобки». В любом случае - был ли то вопрос об эволюции животных в четвертичном периоде, о природе болезнетворных микробов, формировании рельефа, о вулканической деятельности, колебаниях уровня Мирового океана, пульсации космического излучения - за всем этим, то ярче, то тусклее, вставал Человек как некая мера всех вещей, мера явлений, пространств и времен. Он существовал как знак интеграла, как бы объединяя собой все и давая смысл всему существующему в мире: тот «микрокосм» средневековых мыслителей, который в нашем сознании занял срединное положение между двумя бесконечностями макро- и микромира. 

 Да и могло ли быть иначе? Не потому ли возникла наука, возникла из напряженного стремления к постижению себя и мира, к снятию мучительного противоречия в сознании между «я» и «не я», к утверждению человека в мире,- что, сколько бы ни говорить о возможных «случайностях», конечным продуктом земной биосферы (а вместе с ней и космоса) оказывается именно человек. 

 Само существование человека есть факт непрерывно длящегося «акта творения». Согласно представлениям современной науки, он начался взрывом нейтронной среды «сверхновой», привел к созданию биосферы, а ее эволюция в свою очередь привела к возникновению человека - феномена, в отличие от остальной материи несущего в себе настойчивую потребность самосознания и самопостижения. Это и есть грань, отделяющая человека от природы. 

 Разум разлит в природе шире, чем мы иногда думаем. Его истоки лежат в повторяемости реакций при взаимодействии молекул, растворов, газов, когда происходит своего рода упорядочение информации. Он проявляется в реакциях растений на свет, тепло, звук, прикосновение; открывается в поступках живых существ, способных оценить ситуацию и приспособиться к ней. Но сколь бы ни была умна и богата душевными порывами самая преданная собака, идущая рядом с человеком уже не одно тысячелетие, сколько бы сведений ни хранил мозг самого талантливого дельфина, с которым когда-нибудь сможет разговориться человек, ни у кого из них - при всей их бесспорной индивидуальности - не возникнет удивленный и мучительный вопрос, столь свойственный человеку: что такое я? Почему я такой, а не иной?

 Рано или поздно этот вопрос возникает в сознании каждого человека, но обычно гаснет, не успев оформиться и вызвать ответный импульс. У других он всплывает время от времени, но под давлением сиюминутных забот отступает и затаивается. И только у третьих, постоянно слышащих пульс мироздания, желание узнать истину разгорается все жарче, как пламя костра, как небесный огонь, сведенный на Земле Прометеем, и освещает им путь в жизни. 

 Да, во все эпохи человек был одинаково человеком: умным и глупым, недоверчивым и легковерным, мужественным и трусом, художником и ремесленником, предателем и подвижником. Он любил, страдал, боролся, поддавался жару страсти и зову за горизонт. Он отличался разрезом глаз, широтой скул, формой черепа, цветом кожи, языком, на котором излагал свои мысли, но даже в крайностях своих не выходил за рамки, определяющие и сейчас этот единственный вид, обитающий на нашей планете,- Хомо сапиенс. 

 Саам-оленевод прошлого века, еще не разобщенный с природой современным домом, бытом, транзистором, системой коммуникаций, службой снабжения, ощущал себя необходимой и неотторжимой частью биомы, к которой принадлежал. Ограниченность его сознания коренилась не в ограниченном объеме знаний, а в ограниченности его потребностей по отношению к внешней среде, которая его удовлетворяла физически и духовно. 

 Стоило лишь нарушить экологическое равновесие, как все изменилось. 

 Нечто подобное произошло в сознании человека благодаря археологии, оказавшейся пороховой миной, подведенной под крепостные стены сознания. На первых порах ее задачи казались невелики. Археология ограничивалась изучением вещей как произведений рук человеческих, возбуждавших желание узнать о причинах их появления, назначении, способе изготовления, мастерах, которые их создали. Но одновременно своими открытиями археология расшатывала устои повседневности. Она ласкала воображение человека картинами иных миров, существовавших прежде на этой же земле, манила его секретами древних знаний, полученных человеком во времена, когда боги сходили на землю и жили среди людей. 

 В век паровых машин, открытия электричества, успехов техники и химии каменные топоры древних животноводов и земледельцев вырубали предрассудки в сознании людей, открывая перед ними новые горизонты и протяженность времени. Краткая библейская хронология оказалась несостоятельной перед новой, составленной по пластам земли и звездам. Прошлое представало в образах, именах, предметах, картинах, зданиях. С ним надо было разговаривать на его собственном языке, изучать его законы. В свою очередь для этого требовались новые направления исследований, новые методы, а вместе с ними в сознание человека проникали все новые вопросы, новые догадки о себе и окружающем мире. 

 Прошлое походило не на снежный ком, который можно катить, а на мощный поток, ширящийся и набиравший скорость. 

 Интерес к некогда существовавшим человеческим обществам и культурам с неизбежностью должен был обернуться интересом к прошлому в целом. Сейчас, когда перед нами стала вырисовываться его структура, оказавшаяся, в известной мере, отражением структуры Вселенной, положение резко изменилось. Из безобидной причуды оригиналов, из вещеведческой дисциплины археология превратилась в сложный и ответственный метод познания, требующий от исследователя высокого совершенства и столь же высокой ответственности, как, скажем, нейрохирургия. Действительно, объекты археологического исследования можно назвать архивом биосферы, вернее всего, ее памятью. 

 Это память нашей планеты, память всего человечества. 

 Подобно тому как память человека состоит из множества импульсов, хранящихся в миллионах ячеек мозга, каждая из которых оказывается единственной, смертной и невосстановимой, так и общая память человечества, память биосферы, состоит из множества - конечного множества! - археологических комплексов, столь же индивидуальных, неповторимых и невосстановимых при разрушении. Ячейку памяти человека разрушает проникающий в нее для исследования электрод - и живая ячейка умирает; ячейку памяти человечества разрушает человек - лопатой, бульдозером, ножом или кистью... 

 В своей предыдущей книге об археологии и археологах я не случайно выбирал своих героев. Они импонировали мне не только влюбленностью в свое дело, преданностью работе, но и тем высоким чувством ответственности перед прошлым, настоящим и будущим человечеством, которым они эту работу отличали. Ими двигало не любопытство, а стремление понять и познать прошлое. Они понимали, что каждый нажим лопаты, каждый удар киркой, каждое движение ножа или совка уничтожает частицу прошлого. Раскопки - всегда разрушение, разрушение безвозвратное, потому что в отчеты, планы, описания попадает лишь то, что смог увидеть исследователь, смог понять и отметить. Сам памятник не остается жить, он погибает. Остается жить точка зрения на памятник того исследователя, который его копал, не более. Вот почему необходим новый подход к раскопкам, который должен оставить для будущего - для проверки новыми методами, новой аппаратурой, для решения новых, может быть, гораздо более важных вопросов, о которых пока мы не имеем понятия, - большую часть каждого памятника, если, конечно, над ним не нависла угроза полного уничтожения. 

 Сейчас при раскопках мы получаем не сотую, а, пожалуй, тысячную долю информации, которая заключена в кубическом метре земли, хранящей остатки человеческой деятельности. 

 Но все это только начало, первый шаг, который открывает первопроходцу путь в неведомое. 

 Не случайно столь подробно я остановился на открытии разнообразных природных ритмов, управляющих биосферой и деятельностью человека, связавших воедино нашу историю, наши краткие жизни, предельные и граничные силы, с событиями беспредельного и безграничного космоса. Эти ритмы, то усиливающие друг друга, то противодействующие друг другу, оказались той основной структурой, на которой «выстроена» земная биосфера. Они определили своеобразные «коридоры времени», по которым совершаются мощные передвижения народов, влекущие за собой не только и не столько военные столкновения, сколько обмен идеями и открытиями, расширение горизонтов сознания, переплавку старых обществ, давая новый импульс к познанию себя и мира. Эти ритмы - своего рода испытание для человека и тех его институтов, которыми он пытается регулировать свою зависимость от природы. 

 На опыте долгой истории северных оленеводов мы можем видеть, как мало отражаются ритмические потрясения на человеческом обществе, входящем в равновесную биому, подчиняющуюся природным изменениям, а не противостоящую ей. Это заставляет вспомнить размышления Ю. Одума, одного из крупнейших американских экологов, о месте, которое должно занимать уже цивилизованное человечество в системе природы. Он писал: «Полное доминирование человека над природой, вероятно, невозможно; оно не было бы ни прочным, ни стабильным, так как человек - очень «зависимый» гетеротроф (то есть организм, питаемый другими.- А. Н.), который занимает очень «высокое» место в пищевой цепи. Было бы гораздо лучше, если бы человек понял, что существует некая желательная степень экологической зависимости, при которой он должен разделять мир со многими другими организмами, вместо того чтобы смотреть на каждый квадратный сантиметр как на возможный источник пищи и благосостояния или как на место, на котором можно соорудить что-нибудь искусственное». 

 Говоря о влиянии прошлого на будущее, обычно подразумевают возникшие и ежеминутно возникающие причинно-следственные связи, тянущиеся из бездны времен. Ими пронизана природа, окружающая нас, которую в каждый данный момент можно рассматривать как следствие причин, лежащих в прошлом. Ими пронизана вся наша общественная жизнь, оказывающаяся следствием действий, совершенных накануне, если под этим понимать всю совокупность прошедшего. Мы сами - каждый из нас - являемся прямым следствием биологических, социальных, психологических событий прошлого, которые несут в себе наши родители и бесчисленные звенья предшествующих поколений. Вот почему знание наиболее важных, генеральных причинно-следственных цепей биосферы дает нам гарантию в предугадании нашего возможного будущего. 

 В первую очередь это относится к 1800-1900-летнему ритму А. В. Шнитникова, кривая которого показывает,что мы находимся на ее ниспадающей части, обращенной в сторону только еще начинающихся великих засух. Это сигнал, предупреждающий нас об опасности остаться без воды, если мы будем осушать болота и вырубать леса в верховьях рек, о том, что лучше хранить водные запасы в губке торфяников, чем разливать их тонким слоем на поверхности земли, откуда они моментально испаряются - и возвращаются в Мировой океан, уровень которого начинает постепенно подниматься... 

 Есть и другая сторона, может быть не менее важная для человечества и для биосферы. При внимательном рассмотрении можно заметить, что структура прошлого, угадываемая нами в земных катаклизмах, ритмических пульсациях и потрясениях, причины которых лежат за пределами нашей планеты, оказывается отражением чрезвычайно сложной структуры Большого Космоса, в котором несется наш общий космический корабль, планета Земля. 

 Он идет под всеми парусами чрез бездны времени и пространства, выдерживая космические штормы, рассекая волны космических цунами, дрейфуя в тисках космических льдов,- и все это невидимые штурманы каждый раз аккуратно заносят на страницы судового журнала с обозначением координат и точной даты. Время и пространство не пощадили ни корабль, ни бортовой журнал. От его ранних записей осталось немного, но сейчас мы уже начинаем разбирать в них отдельные символы, сопоставляем их друг с другом, пытаемся догадаться об их значении. Чтобы записи оказались упорядоченными, сконцентрированными, понадобилось создать человека, к которому, в сущности говоря, они и были обращены. В каббалистических письменах прошлого скрыта формула постижения нас самих и нашего будущего. Эти записи - как периплы древних мореходов, лоции отважных первооткрывателей, по которым опытные капитаны, вооруженные современной наукой и аппаратурой, опытом и знаниями, предугадывают возможные опасности, чтобы встретить их во всеоружии, встретить достойно. 

 От того, как человек относится к своему Прошлому, зависит, сумеет ли он достойно встретить свое Будущее. 

 И думаю я о другом. Мне кажется, что в новом своем облике, том, который видится мне сейчас, став планетарной наукой, связуя прошлое с будущим, археология позволит человечеству обрести не только потерянное единство с природой, но восстановит единство и в нем самом. Она напомнит ему его собственную забытую историю, шаг за шагом проведет по ней и покажет, что не войны, не страх и ненависть, а дружба, сотрудничество с окружающим миром и взаимопонимание человека человеком позволили ему выстоять, вырасти и найти свой путь в трудных «коридорах времени»,- путь,который еще далек от своего конца и от которого, возможно, зависит нечто большее, чем сохранение жизни на нашей родной планете. 

 Вот почему я хочу закончить словами Пьера Тейяра де Шардена, написанными в конце тридцатых годов нашего века и удивительным образом перекликающимися с мыслями В. И. Вернадского, отмеченными мною в начале: «Однажды, и только однажды, в ходе своего планетарного бытия Земля могла создать оболочку жизни. Точно так лишь однажды эта жизнь оказалась в состоянии подняться на ступень сознания. Одно время года для мысли, как одно время года для жизни. Не надо забывать, что вершину дерева с этого момента составляет человек. Отныне только в нем одном, отсекая все остальное, сосредоточены надежды на будущее ноогенеза, то есть биогенеза, то есть в конечном счете космогенеза...»



Категория: Археология | (09.05.2016)
Просмотров: 740 | Рейтинг: 0.0/0


Поиск по сайту
Форма входа

Copyright MyCorp © 2024